Венди Холден - Дети лагерей смерти. Рожденные выжить

В центре Братиславы местная еврейская община установила большие щиты, где предполагалось вывешивать сообщения, чтобы по ним найти близких. Приска оставила там запись, что они с дочерью выжили и ждут по адресу госпиталя. После этого она вернулась к Хане и продолжала ждать Тибора и любого из близких, кто смог пережить войну. Проходили дни и недели, в городе объявилась ее младшая сестра, Аничка, и дядя Гиза Фридман, с которым Аничка нашла приют в Татрах. Их дедушка пережил все нацистские зачистки, но, к сожалению, умер, случайно выпав из окна. Дядя Гиза предложил найти место, где они смогут вместе жить. Со временем Хана полюбила дядю, «Апу», единственную мужскую фигуру в ее жизни, да и Приска воспринимала Гизу как отца, за неимением своего собственного.

Брат Банди прислал письмо из Эрец-Исраэль о том, что у него все хорошо и он живет с женой и падчерицей. Ко всеобщему удивлению, объявился и брат Янко, который все это время мужественно сражался в партизанском отряде. Волосы отросли до плеч – их покинул мальчик, а вернулся взрослый мужчина. Благодаря военному прошлому, ему предоставлялось множество привилегий, в том числе выбор места жительства, и первое, что он сделал, – это передал Приске ключи от четырех огромных квартир, из которых нужно было выбрать. Было совершенно ясно, что все квартиры принадлежали некогда еврейским семьям, которые никогда не вернутся. Приска отказалась жить в «обуви мертвеца» и твердо решила поселиться рядом с прежним местом, чтобы Тибор мог ее найти.

Шли недели, но так и не приходило вестей от ее родителей, Эмануэля и Паулы Роны, добропорядочных владельцев кофейни в Злате-Моравце, депортированных в Аушвиц в июле 1942 года. От друзей семьи она узнала, что ее родители умерли в газовой камере спустя месяц после прибытия в Биркенау. Не вернулась и сестра Боежка, 34-летняя белошвейка, которую Приска пыталась снять с поезда в марте того же года. Годы спустя она узнала, что Боежка избежала газовых камер благодаря своим талантам в рукоделии и была назначена ответственной в швейный цех Аушвица. На протяжении трех лет она шила и латала униформу СС. Рискуя собственной жизнью, Боежка проявляла милосердие к девушкам, которые работали под ее началом, и смотрела сквозь пальцы, когда они чинили и свою собственную одежду. В декабре 1944 года, за месяц до освобождения лагеря, Боежка бросилась на ограждение под напряжением и покончила с собой; эта новость разбила сердце Приски. Позже выяснились более точные сведения о том, что Боежка заболела тифом, от которого и скончалась. Приска решила верить во вторую версию.

Недели обернулись месяцами, но так и не было слышно ни слова от Тибора. Приска искала его глазами в толпе, но не находила ни следа. Она чувствовала себя в некоем загробном мире, где она не могла двинуться вперед, но не могла и назад, в те времена, когда они были вместе. У нее на руках был больной ребенок, а значит, она не могла работать и приносить деньги. Она не представляла, что будет дальше со страной. Чехословакия была реформирована, президент Йозеф Тисо повешен за содействие нацистам, 80 % еврейского населения истреблены, а будущее под руководством коммунистов выглядело очень неопределенно.

Проведя несколько недель в госпитале, Приска воспользовалась деньгами Красного Креста и своего дяди, чтобы снять комнату рядом со своей старой квартирой, где она могла бы раз в день прогуливаться по улице в надежде, что ее муж ждет рядом. Комнаты были на втором этаже дома обслуги, за трехэтажным зданием на площади Гвездослава. Там было сыро, бегали крысы, но появилась своя спальня, гостиная и кухня, где они установили ванную.

Однажды Приска, толкая перед собой коляску с дочерью, проходила мимо доски объявлений, чтобы узнать, не появилось ли новостей, и встретила господина Жужа, которого знала еще до войны. Он тепло ее поприветствовал и рассказал, что был в лагерях вместе с Тибором. Оба оказались в числе 1 300 узников, которых отправили в лагерь Гливице в 20 километрах от Аушвица, где заключенных эксплуатировали на кирпичном производстве, строительстве и ремонте грузовых поездов для нацистских железных дорог. Господин Жуж сообщил Приске, что ее муж не вернется. «Он не верил, что его жена и ребенок выживут», – сказал он девушке, а ее сознание стало сопротивляться этим новостям. «Он перестал есть и стал слишком слаб, чтобы позаботиться о себе. Тибор часто говорил: “Чего стоит моя жизнь без жены и ребенка?”»

Приска никак не могла разобрать его слова, будто не понимала их значения, и с невидящим взглядом ушла горевать в одиночестве. Как она ни старалась, но так и не смогла отыскать информации о смерти Тибора. В конечном итоге, собрав воедино новости, полученные от других выживших, она узнала все, что ей было нужно. В январе 1945-го, при температуре 20 градусов ниже нуля, 1 300 измученных узников Гливице в робах и деревянных башмаках отправились на «марш смерти» протяженностью 40 километров из своего лагеря до завода Блечхаммер. Их предупредили, что отбившихся от строя ждет расстрел. Они шли по снегу и льду, присоединившись к очереди в 4 000 человек, пробиравшихся к Гросс-Розену, одному из последних действующих лагерей, приблизительно в 200 километрах. Этот «марш смерти» стал одним из самых значительных в истории. Сотни узников в порванных тюремных робах, чей скелет не мог больше выносить таких условий, были расстреляны. Тела убрали с дороги и бросили в кювет, с глаз долой.