Пеле - Исповедь влюбленного в жизнь

– Привет. Ты Пеле, да? – сказала она.

– Верно, – ответил я. Мне было чертовски приятно, что она меня узнала.

– Пожалей завтра «Коринтианс».

И с этими словами она ушла обратно на скамейку запасных. А я продолжал на нее смотреть, на ее прекрасные темные волосы, думал о том, как она красива… даже товарищи заметили, что я был очарован, и посмеялись надо мной – ей было около четырнадцати (хотя я сам был всего на три года старше). Она произвела на меня сильное впечатление, и после того, как она ушла в раздевалку, а мы вернулись в лагерь, я не мог выбросить ее из головы.

Во время матча на следующий день я убедил себя в том, что она придет посмотреть, и в результате больше искал ее на трибунах, чем следил за мячом – чудо, что меня не посадили на скамейку запасных. Но ее там не было, и лишь позже наши пути снова пересеклись. Однажды я случайно столкнулся с другими девочками с того баскетбольного матча на улице и был удивлен увидеть их в Сантосе, поскольку думал, что они были из Сан-Паулу. Когда оказалось, что они все же были родом из Сантоса, я тут же узнал имя темноволосой девочки – Роземери, а также ее подруги рассказали, что она работает в музыкальном магазине неподалеку. Я заглянул туда, изо всех сил сохраняя невозмутимый вид.

– И снова привет. – Я немного нервничал.

– Привет.

– Скажи, почему ты хотела, чтобы «Коринтианс» победили, если ты сама из Сантоса? – спросил я.

– Потому что болею за «Коринтианс», – ответила она. – Хотя мне не очень нравится футбол.

После такого не слишком удачного начала я смог убедить ее встретиться со мной снова – хоть она и сказала, что еще слишком маленькая для того, чтобы гулять с мальчиками. Поэтому если я хотел с ней поговорить, то должен был зайти к ней домой в субботу. Я был хорошим мальчиком и сделал так, как мы договорились, – и вот в субботу я пришел в лучшей одежде, в начищенных ботинках, со свежим маникюром, а лицо мое сияло от счастья! Родители Роуз встретили меня очень дружелюбно; я был первым парнем, пригласившим их дочь на свидание, и – конечно – первым черным гостем. Ее мама, дона Шолби, приготовила печенье. Папа Роземери, Гильерме Шолби, работал в доках Сантоса и был настоящим фанатом футбола. Я был счастлив, в их доме я чувствовал себя комфортно, и этот вечер я никогда не забуду. Я чувствовал себя членом их семьи, как и со своими родителями.

В последующие месяцы и годы я много к ним приходил – на ухаживания ушло много времени. Никто в семье Роуз не хотел, чтобы пресса прознала о наших отношениях, так что когда мы ходили в кино, то нас всегда сопровождала ее тетя. Они входили первыми, и только потом, когда гасили свет, я тоже мог войти и сесть рядом. Но насколько же было приятно находиться рядом с ней! Несмотря на то что в наших отношениях было много ограничений, я понимал, что чувствовал, и я начинал думать о том дне, когда мы бы смогли пожениться.

Я хотел, чтобы она стала моей женой. Но при всей моей страсти, при всем моем огромном желании жениться на ней я боялся, что она слишком юна, что ей не нравится футбол, и я думал о том, привлекаю ли ее я или же Пеле, знаменитый футболист. Я много об этом думал, и эти мысли напомнили мне о Бауру. Когда я там был с семьей Неузиньи – японки, которая мне очень нравилась, – я никогда не чувствовал, что они видят во мне футболиста, для них я был простым мальчиком. Я чувствовал, что Эдсон нравится им просто как Эдсон. И даже Илена, девушка, которую я встретил в Гетеборге во время Чемпионата мира 1958 года, – не думаю, что ее заботил тот факт, что я был в сборной Бразилии. Мы были двумя молодыми людьми, которые просто привлекали друг друга и которым нравилось то, чем они отличались. Все эти мысли всплывали у меня в голове, и я боролся с ними, пока не принял однозначное решение – я женюсь на Роуз.

Но сперва мне нужно было справиться с еще одной большой организацией: армией Бразилии. Говорят, что порой футбол похож на войну – особенно на Чемпионате мира, – и у меня было ощущение, будто в Швеции я служил своей стране и принес ей великую победу. Через несколько месяцев после того, как я вернулся в Бразилию, мне исполнилось восемнадцать лет, а вместе с этим нависла перспектива посвятить год обязательной военной службе. Мне не очень нравилась эта идея, так что я обратился к двум директорам «Сантоса», военным. Я спорил: «Я уже боролся за свою страну. Разумеется, мне не нужно идти в армию и снова это делать. Я уже отдал свой долг». Они посмотрели на меня и рассмеялись. Откосить я мог только при наличии проблем со здоровьем. «Ты с ума сошел, – ответили они. – Как мы можем сказать, что у тебя больные легкие или что ты хромаешь? Ты только что победил на Чемпионате мира. Вся страна знает, что у тебя образцовое здоровье. Если бы не твоя известность, может, мы нашли бы какой-нибудь способ. Но его нет. Если в Бразилии и есть восемнадцатилетний парень, который должен служить, так это ты».