Пол Фишер - Кинокомпания Ким Чен Ир представляет

– Покажи госпоже Чхве кино, – распорядился Ким Чен Ир. – Для начала пусть посмотрит «Сорок первый». Ну, ты знаешь.

Ким Хак Сун кивнула. Они втроем сидели в машине Ким Чен Ира, припаркованной у входа в «Корейскую киностудию». Два часа ночи. Накануне вечером Чхве и Ким Чен Ир были на спектакле художественного театра «Ман-судэ». Потом разговор переключился на кино.

– А в Северной Корее есть киностудии? – спросила Чхве.

– Ну еще бы у нас не было киностудий! – ответил Ким. – Хотите посмотреть?

Чхве собралась было ответить, что да, с удовольствием, к концу недели, но Ким уже вскочил и велел первому попавшемуся под руку телохранителю подогнать машину.

На студии, не выходя из «бенца», катившего меж безмолвных и безлюдных павильонов, Ким устроил Чхве и Хак Сун экскурсию. Вот корейская улица колониальной эпохи, вот японская улица эпохи Мэйдзи, вот подозрительный сеульский квартал 1950-х. Декорации «Европы» – одинокое тирольское шале и английский загородный дом на холме, фасадами друг к другу. У подножия холма фальшивая винодельня и сельская церковь прикидывались югом Франции. Машина сворачивала туда и сюда – стало видно, что каждая стена бутафорских зданий отделана под стереотипные дома разных европейских культур: каждый дом – точно архитектурный кубик Рубика. Чхве надеялась, что идут ночные съемки – не зря же Ким повез ее сюда среди ночи, – но увы: на всей студии не было ни души. И смотрелось все это кинохозяйство довольно уныло и убого.

Непредвиденная экскурсия закончилась, и теперь машина урчала снаружи у ворот.

– Ты знаешь, про что я, – повторил Ким Чен Ир.

Хак Сун кивнула – как будто низко поклонилась от плеч.

– Я покажу госпоже Чхве прямо с утра.

Как ни странно, «Сорок первый» – не северокорейский фильм, а советский; его в 1956 году снял Григорий Чухрай. Фильм собрал прекрасную кассу в СССР и получил специальный приз жюри на Каннском кинофестивале, но Чхве слышала о нем впервые. Субтитров не было, так что Хак Сун по ходу дела объясняла сюжет. Действие происходит во время русской Гражданской войны. Фильм – история красноармейской снайперши Марии, у которой на счету сорок убитых белогвардейцев. Сорок первого она не убивает, а берет в плен, узнает, что он располагает важной стратегической информацией, и решает сама доставить в штаб. Они плывут через Аральское море, лодка опрокидывается, Марию с белогвардейцем выносит на островок. Со временем они друг в друга влюбляются. Затем у островка появляется парусная лодка, которая вот-вот их спасет, – но в лодке белые. Бывший пленный в восторге бежит по отмели к лодке. Мария умоляет его остановиться, но он мчится прочь. Она заряжает винтовку, прижимает приклад к плечу, целится. Кричит ему: «Стой!» Он не слушает, и Мария в слезах стреляет. Затем, не в силах вынести горя, роняет винтовку, бежит к нему и обнимает его труп.

Почему этот фильм Ким Чен Ир выбрал для нее первым, Чхве не поняла. Может, видел его в юности и не смог забыть, а может, сам надеялся снимать такие вот мелодрамы – с большими чувствами на драматичном историческом фоне, идеологически верные и однако достаточно художественные и достойные приза на самом престижном кинофестивале. Кто его знает? Чхве встала, а Хак Сун включила свет.

– Этот фильм сняли сразу после того, как в Советском Союзе к власти пришел Хрущев, – пояснила Хак Сун. – Вы же понимаете смысл фильма, да? Если ты предатель, неважно, возлюбленный ты, друг или кто…

Недосказанная фраза повисла в воздухе.

Через несколько недель после похищения Чхве стали выпускать с территории комплекса. Поездки планировали тщательно и пристально контролировали. Оповещали ее в последний момент, и они с Хак Сун забирались в «бенц». Следом ехали два-три телохранителя. Обычно кортеж направлялся в Пхеньян.

Пхеньян, который американские бомбы сровняли с землей, был восстановлен с нуля и превратился в пропагандистский символ – величественные памятники, просторные площади, широкие проспекты. Повсюду белый бетон, никакого загрязнения воздуха, никаких транспортных пробок. Идеальный город, как утверждал Ким Ир Сен, – идеальная столица идеального рая трудового народа.

На самом деле то был город-витрина, куда допускали только элиту, и вовсе никакой не рай. Ким Ир Сен создал не государство всеобщего братства, а заковыристый строй, в котором одиннадцать миллионов северокорейцев ранжировались согласно их предполагаемой благонадежности. Так называемая система сонбун бесцеремонно превратила социальный порядок страны в коммунистическую псевдо-феодальную систему, где каждого гражданина проверяли по восемь раз, а его семейная история исследовалась и учитывалась вплоть до дедушек и троюродных братьев. В результате гражданам присваивали статус – сонбун – и распределяли их по группам. Существует пятьдесят одна группа, и все они принадлежат к трем слоям – благонадежные, попутчики и неблагонадежные. К неблагонадежным относились широкие слои населения, в том числе политически сомнительные («люди, происходящие из семей богатых крестьян, торговцев, промышленников, землевладельцев; прояпонские и проамериканские; реакционные бюрократы; перебежчики из Южной Кореи; буддисты, католики, уволенные чиновники»), кисэн (корейский аналог гейш) и му дан (деревенские шаманы).