Эрик Хоффер - Человек убежденный - Личность, власть и массовые движения

Таким образом, пропаганда служит больше для собственного оправдания, чем для убеждения; и чем больше у нас оснований чувствовать себя виноватым, тем страстнее наша пропаганда.

Вероятно, правильно, что сила порождает фанатизм, но верно и то, что фанатизм порождает насилие. Очень часто невозможно сказать, что появляется раньше и что после. Ферреро говорит о террористах Французской революции: «Чем больше они проливали крови, тем больше должны были верить в свои принципы как в абсолютные истины. Только абсолют мог оправдать их в собственных глазах и поддерживать их отчаянную энергию. Проливали они кровь не потому, что верили в принципы народовластия, как в религиозную истину, наоборот, они старались верить в народовластие, как в религиозную истину, потому что собственный страх заставил их пролить столько крови» {112}. Человек убежденный пользуется практикой террора не только для запугивания и подавления своих врагов, но и для укрепления и усиления своей собственной веры. Каждое линчевание на нашем Юге не только запугивает негров, но и усиливает фанатичное убеждение белых в их превосходстве.

У принявших веру под давлением насилия также может появиться фанатизм. Имеется немало доказательств тому, что новообращенный в веру путем принуждения бывает так же, а иногда и более фанатичен, чем новообращенный путем убеждения. Не всегда верно, что «тот, кто соглашается против воли, остается внутри при своем мнении». Ислам навязывал свою веру насильно, однако ставшие мусульманами по принуждению проявляли более горячую веру, чем арабы, начавшие движение ислама. По Ренану, ислам получил от насильно обращенных «веру, которая все время усиливалась» {113}. Фанатичная ортодоксальность в массовых движениях появляется позднее, когда движение достигает власти и может свою веру навязывать не только убеждением, но и насилием.

Таким образом, беспощадное и настойчивое принуждение обладает невероятной убедительностью, и не только для простых людей, но и для тех, кто гордится силой и целостностью своего мышления. Когда очередное кремлевское постановление заставляет ученых, писателей, художников отрекаться от своих убеждений и каяться в грехах, очень возможно, что эти отречения и раскаяния не пустые словеса, а искренние. Оправдать свою трусость помогает фанатичная вера.

Вряд ли возможно такое массовое движение – широкое, хорошо организованное, – которое возникло путем одного убеждения. Ортодоксальный христианский историк, профессор К.С. Латуретт допускает, что «как бы ни были несовместимы дух Иисуса Христа и вооруженная сила и как не неприятно признать это, но история показывает, что вооруженная сила часто делала возможным дальнейшее существование духа Иисуса» {114}. Мировой религией христианство сделал мирской меч. Завоевание и крещение шли рука об руку, причем второе часто служило для оправдания первого и было его оружием. Там, где христианству не удавалось заручиться поддержкой государственной власти, оно не получило широкого распространения и долго не удерживалось. «В Персии… христианство столкнулось с государственной религией, поддержанной короной, и не стало верой для большинства» {115}. В феноменальном распространении ислама завоевание было главным фактором, а обращение в веру – побочным. «Наибольший расцвет магометанства совпадает во времени с его наибольшей политической властью» {116}. Реформация имела успех только там, где она заручалась поддержкой монарха или местного правительства. Меланктон, самый умный из помощников Лютера, говорил: «Без вмешательства гражданских властей чем бы стали наши заповеди? – Платоническими законами» {117}. Там, где государственная власть была против Реформации, например во Франции, движение было потоплено в крови и никогда больше не поднималось. Что касается Французской революции – «это были революционные армии, а не революционные идеи, которые прошли через всю Европу» {118}. Главным было не идейное влияние. Дюмурье протестовал, когда Франция провозгласила священный закон о свободе «подобно Корану – с мечом в руке» {119}. Угроза коммунизма в настоящее время – не от силы его учения, а от того, что его поддерживает одна из сильнейших армий на земле.

Получается так: когда массовое движение имеет выбор – убеждать или принуждать, – оно предпочитает принуждение. Убеждение – метод неудобный, и его результаты ненадежны. Испанец Св. Доминик сказал еретикам: «В течение многих лет я тщетно убеждал вас – мягкостью поучений, наставляя вас молитвами и слезами. Но, как говорит поговорка моей родины, если молитва не помогает, поможет битье. Мы поднимаем на вас принцев и прелатов, которые – увы! – вооружают народы и царства против этой страны… Удары помогут там, где благословение и милосердие оказались беспомощны» {120}.