Эрик Хоффер - Человек убежденный - Личность, власть и массовые движения

Самый лучший способ заставлять молчать нашу совесть – все время убеждать себя и других в том, что люди, перед кем мы виновны, на самом деле развратники, заслуживающие всяческого наказания, даже ликвидации. Жалеть тех, кого мы обидели, мы не можем. Безразлично относиться к ним мы тоже не можем. Мы должны или ненавидеть их и преследовать, или же останется открытой дверь к презрению самих себя.

Возвышенная религия неизбежно порождает в человеке сильное чувство вины. Неизбежен конфликт между высоким духом этой религии и несовершенством верующего в жизни. Логично, что чувство виновности способствует ненависти и бесстыдной злобе. Получается: чем выше и чище вера, тем злобнее ненависть, порождаемая этой верой.

Легче ненавидеть врага, в котором много хорошего, чем врага насквозь дурного. Кого мы презираем, того ненавидеть не можем. Японцы имеют перед нами преимущество: они уважают нас больше, чем мы их. Американцы в международной политике не умеют ненавидеть благодаря врожденному чувству превосходства надо всеми иностранцами. Ненависть американца к американцу (например, к Гуверу или Рузвельту) куда более злобна и опасна, чем его антипатия к иностранцу. Интересно отметить, что отсталый Юг проявляет больше ксенофобии, чем остальная часть страны. Если бы американцы начали ненавидеть иностранцев, это был бы признак того, что они утратили веру в собственный образ жизни.

В ненависти есть скрытая доля восхищения, проявляющаяся в склонности подражать тем, кого ненавидим. Таким образом, каждое массовое движение складывается по подобию своего дьявола. Христианство в дни своего расцвета приняло образ антихриста. Якобинцы прибегли ко злу тирании, против которой они восстали. Советская Россия является величайшим примером чистейшего монополи– стического капитализма. Гитлер взял «Протоколы сионских мудрецов» как учебное пособие для руководства и следовал им «вплоть до малейшей детали» {97}.

Просто поразительно наблюдать, как угнетенные стараются почти всегда принять образ своих ненавистных угнетателей. Зло, которое совершают люди, продолжает жить и после их смерти, и объясняется это частично тем, что другие люди, имеющие больше всех оснований ненавидеть это зло, большей частью формируются по образу этого зла и тем самым увековечивают его. Поэтому влияние фанатика значительно больше, чем его способности. Обращая людей в свою веру или отталкивая их от нее, он создает мир по своему подобию. Фанатичное христианство оставило свой след в античном мире как привлечением приверженцев, так и тем, что вызвало в своих оппонентах-язычниках несвойственную им нетерпимость и жестокость. Гитлер навязал себя миру распространением нацизма и тем, что заставил демократии сделаться нетерпимыми, одержимыми и безжалостными. Коммунистическая Россия создает своих сторонников и своих противников по своему образцу.

Таким образом, хотя ненависть – удобное орудие для мобилизации общества в целях самозащиты, в конечном счете обходится она обществу недешево. Мы расплачиваемся за ненависть тем, что теряем все или многие ценности, которые старались защитить.

Гитлер, догадавшийся, что в ненависти заключена и доля восхищения, пришел к замечательному выводу. Крайне важно, говорил он, чтобы национал-социалисты добивались жгучей ненависти своих врагов. Такая ненависть докажет превосходство национал-социалистской веры. «Наилучшее мерило ценности его (национал-социализма) позиции, искренности его убеждений и силы его воли – это враждебность, какую он вызывает у… врага» {98}.

Когда мы угнетены сознанием нашей никчемности, то считаем себя не просто ниже людей определенной категории, а самыми что ни на есть низкими во всем человечестве. Тогда мы ненавидим мир и готовы гнев свой излить на все мироздание. Неудовлетворенных укрепляет падение счастливых и позор праведных. Во всеобщем падении они видят приближение всеобщего братства. Хаос, как и смерть, уравнивает всех. Пламенное убеждение неудовлетворенных в том, что новая жизнь и новый порядок будут построены, подкрепляется сознанием, что старое надо разрушить до основания, прежде чем может быть построено новое. Их вопль о пришествии полон ненависти ко всему существующему и полон тяги к концу мира.

Страстная ненависть может придать значение и цель даже пустой жизни. Таким образом, люди, угнетенные бесцельностью своей жизни, пытаются найти для нее новое содержание, не только посвящая себя «священному делу», но и воспитывая в себе фантастические требования к жизни. А массовое движение предоставляет им неограниченные возможности и для того и для другого.