Джон Стейнбек - Русский дневник

Сегодня господин Симонов, без сомнения, – самый популярный писатель Советского Союза. Его стихи все читают и знают наизусть. Его военные репортажи читали в России так же, как репортажи Эрни Пайла в Америке. Сам Симонов – очень обаятельный человек. Он пригласил нас в свой загородный дом. Простой, удобный домик, в котором он уединенно живет со своей женой, стоит посреди большого сада. Дом совсем не роскошный, в нем все очень просто. Мы прекрасно пообедали. Писатель любит хорошие машины, у него есть «Кадиллак» и джип. На столе – продукты из его сада, огорода, птичника. Нам показалось, что он живет хорошей, простой, комфортной жизнью. Конечно, у него есть враги – при такой популярности их просто не может не быть. Он любимец правительства, его много раз награждали, да и народ, в общем, его любит.

Он и его жена обаятельны и добры. Нам они очень понравились. И, как это всегда бывает среди профессионалов, наша критика его пьесы никак не коснулась его личных качеств. Мы играли в дартс, танцевали, пели – и вернулись в Москву поздней ночью. Москва все еще пребывала в состоянии возбуждения и бурной деятельности – надо было быстро снять все эти огромные портреты, флаги и полотнища до начала дождей, иначе с них потечет краска. Все это снова понадобится при праздновании тридцатой годовщины революции.

Да, для Москвы это знаменательный год, год больших праздников. Кстати, лампочки на всех зданиях, на Кремле и на мостах оставили, поскольку дождь им повредить не мог. Потом, на седьмое ноября, они еще пригодятся.

Мы давно хотели посмотреть внутреннее убранство Кремля – это всякому интересно. Нам также хотелось пофотографировать. В конце концов мы получили разрешение на посещение, однако снимать в Кремле было запрещено: нельзя было ни фотографировать, ни даже проносить туда фотоаппараты. Для нас не стали организовывать специальную экскурсию, а присоединили к обычной туристической группе – а это было именно то, что нам нужно. Нас снова сопровождал господин Хмарский, который, как ни странно, в Кремле никогда не был – разрешение на это не так-то легко получить.

Мы подошли к длинному хорошо охраняемому пандусу. На входе стояли солдаты. У нас спросили фамилии, тщательно проверили пропуска, потом зазвенел звонок, и в сопровождении людей в форме нас провели через ворота. Мы пошли не в ту сторону, где расположены государственные учреждения, а вышли на большую площадь, миновали древние соборы и через музеи попали в гигантский дворец, в котором жило много царей, начиная с Ивана Грозного. Мы побывали в крошечной спальне, где ночевал Иван, в маленьких комнатках с задергивающимися занавесками и в частных часовнях. Все они показались нам очень красивыми, странными и древними, тем более что эти комнаты сохраняются в первозданном виде. Мы осмотрели музей, где хранятся доспехи, металлическая посуда, оружие, фарфоровые сервизы, костюмы и царские подарки за пятьсот лет. Здесь были огромные короны, усыпанные бриллиантами и изумрудами, и большие сани Екатерины Великой. Мы видели меховые одежды и удивительное оружие бояр. Здесь же находятся подарки, присланные царям представителями других правящих домов: огромная серебряная собака – дар королевы Елизаветы; изделия из немецкого серебра и фарфора – подарки Екатерине от Фридриха Великого, всякие декоративные мечи, в общем, все эти показные символы монархии.

Из ребенка, которому приходится расти среди этой чудовищной коллекции абсурда, может получиться только один определенный тип взрослого.

После посещения царских покоев нам стало очевидно, что царственным особам хороший вкус не только не нужен – он им просто абсолютно противопоказан. Мы увидели расписанный зал для воинов Ивана, куда не разрешалось входить женщинам. Мы прошли целые мили по царским лестницам и заглянули в огромные зеркальные залы. Мы увидели помещения, в которых обитал царь со своей семьей. Это были неудобные комнаты, в которых было слишком много мебели, слишком много украшений и слишком много темного полированного дерева. Из ребенка, которому приходится расти среди этой чудовищной коллекции абсурда, может получиться только один определенный тип взрослого. Легко понять, каким будет этот тип, если представить себе, какая жизнь была у ребенка среди всего этого хлама. Допустим, маленький царевич захотел ружье. Разве могли бы ему дать винтовку двадцать второго калибра? Нет, ему бы дали какой-нибудь маленький серебряный мушкетон ручной работы с инкрустацией из слоновой кости и драгоценными камнями, который в XX веке является полным анахронизмом. Да и на зайцев ему не дали бы поохотиться: он сидел бы на лужайке и стрелял в лебедей, которых к нему подгоняли.