Дэвид Маккаллоу - Братья Райт. Люди, которые научили мир летать

Прибыв в Элизабет-сити, Уилбур спросил, как ему лучше добраться до Китти Хок, но ответом ему были лишь непонимающие взгляды. Казалось, никто ничего не знал об этом населенном пункте и не имел ни малейшего представления, как туда добраться.

Лишь через четыре дня Уилбур встретил на набережной некоего Израэла Перри, который сказал, что родился и вырос в Китти Хок, и согласился переправить туда Уилбура. У Перри был также приятель, который ему помогал. Тяжелый ящик Уилбура и сосновые рейки должны были прибыть в Китти Хок на ходившем туда раз в неделю грузовом пароходе.

Попасть на шхуну Перри можно было только на крошечном, страшно потрепанном и сильно протекавшем ялике. Когда Уилбур спросил, безопасна ли шхуна, Перри заверил его: «О, она безопаснее, чем большой корабль».

Все то время, что они преодолевали расстояние в пять километров до шхуны, им приходилось вычерпывать воду. Но шхуна оказалась в еще более плачевном состоянии. «Паруса сгнили, – писал Уилбур, – канаты были изношены, а ось руля оказалась тоже наполовину гнилой. Рубка же была такой загаженной и кишащей паразитами, что я держался подальше от нее с начала до конца».

Весь день стояла хорошая погода, но к тому моменту, когда они вышли из широкой реки Паскуотанк и направились к заливу, почти стемнело и волнение стало куда сильнее, чем они могли ожидать, наблюдая легкий ветерок. Перри несколько раз повторил, что «сделалось немного неспокойно». Им предстояло пройти 74 километра.

Ветер сменил направление и дул все сильнее. Высокие волны «сильно били по судну снизу и отбрасывали его назад с той же скоростью, с какой оно двигалось вперед», – напишет потом Уилбур. Никогда прежде он не путешествовал по морю, не говоря уж о таком бурном море. А здесь было совершенно ясно, что плоскодонная посудина совсем не подходила для таких условий.

Из-за постоянной бортовой и килевой качки на шхуне открылась течь. Вдобавок к этому судно черпало носом воду, и ее надо было откачивать все интенсивнее.

«В 11 часов ветер усилился до штормового, и корабль начало постепенно относить к северному берегу, но так как попытка развернуться, скорее всего, привела бы к его опрокидыванию, то казалось, что не остается ничего, кроме как попытаться обойти маяк Норт-Ривер-Лайт и укрыться за ним».

Внезапно ситуация приобрела совсем уж драматический оборот.

«Сильнейшим порывом шквалистого ветра фок оторвало от гика и со страшным грохотом отбросило на подветренную сторону… К моменту, когда мы достигли окончания мыса, было очень сомнительно, сможем ли мы вообще обогнуть маяк. Неопределенность кончилась, когда опять раздался треск рвущейся парусины – грот сорвало с гика, и он яростно трясся от порывов ветра».

Теперь единственной возможностью уцелеть было убрать грот, поставить шхуну кормой к ветру, оставив только кливер, и идти прямо на отмель. Это был опасный маневр при таком шторме, но каким-то образом Перри удалось не перевернуть судно.

Уилбуру он сказал, что не будет высаживаться на отмель даже за тысячу долларов, поэтому они простояли на якоре в Норт-Ривер весь остаток ночи.

Не испытывая желания даже пробовать пищу, которая, возможно, была у Перри внизу, Уилбур поел конфитюр, который Кэтрин запаковала ему с собой, и лег на палубе.

Половина следующего дня ушла на то, чтобы привести шхуну в относительный порядок. Лишь в полдень они снялись с якоря и добрались до Китти Хок к девяти вечера. Уилбур снова устроился на ночь на палубе.

На берег он сошел лишь утром следующего дня, 13 сентября, через двое суток после отплытия из Элизабет-сити, и сразу направился домой к Уильяму Тэйту, бывшему почтмейстеру Китти Хок, с которым вел переписку.

В общей сложности в Китти Хок было около полусотни зданий, и почти все они принадлежали рыбакам. Тэйт тоже на три месяца в году, начиная с октября, когда шла рыба, становился рыбаком. Как он сам напишет со временем, «жители Китти Хок в те времена были людьми жесткими и отважными, в основном это были потомки моряков с кораблей, которых штормы и разные неудачи забросили на побережье Северной Каролины». Сам Тэйт был сыном шотландца с корабля, потерпевшего крушение. Жизнь здесь, подчеркивал Тэйт, была «вдвойне уединенной».

В здешних домах почти не было мебели. Голые полы отскребали от грязи белым песком. Большую часть продовольствия женщины выращивали на собственных крошечных огородах, пока мужчины охотились на все, что возможно. Одежду носили самодельную, и почти все обходились двумя или тремя сменами – как говорится, «одну для особых поводов, одну на один день и еще одну – на следующий». Почту привозили трижды в неделю. Дети ходили в школу около трех месяцев в году, и, кажется, никто из них не знал, что такое каникулы.