Марцин Виха - Как я разлюбил дизайн

Идея, записанная в компьютере, так и остается мыслью. Мы храним ее на диске и не спешим отпускать в материальный мир. Мы – сверхзаботливые родители идей.

А потом нас окружают предметы и дома, созданные абстракционистами. Трехмерные визуализации. Объекты, сотворенные вопреки реальности. Даже построенные, они все равно кажутся ненастоящими. Фантомными и бесплотными, словно голограммы, установленные в центре города.

Мне хочется вспомнить капризные инструменты отца. Рейсшину – длинную линейку, ездящую по рельсам из тонкого шнура. Карандаши с тонким, как волосок, грифелем. Покупались эти грифели в комиссионных магазинах, в небольших бежевых коробочках с надписью «Made in Japan». Триумфальная точность из страны Годзиллы.

Самыми важными были рапидографы. Корпус из вишневой пластмассы, увенчанный серебряной иглой, которая могла уколоть и – как меня предостерегали – оставить след на всю жизнь. Тогда я думал, что это очень долго.

Даже странно, что компания Rotring не переквалифицировалась в производителя инструментов для татуировок. Все-таки на немцев можно положиться – своему профилю они остались верны. Они и сейчас продают рапидографы, а самой серьезной уступкой современности стал гибридный карандаш с мягким наконечником для рисования на всех видах планшетов.

Когда мне пришлось ликвидировать мастерскую отца, я избавился от плоттера. Некогда дорогой, теперь он стоит дешевле металла, из которого был сделан. Фирма «Эко-что-то-там» (утилизация электрооборудования) забрала прибор и бросила в грузовик. Взамен я получил соответствующую справку.

Бесполезные рапидографы я сохранил. Они занимают меньше места, и в них еще осталась капля засохших чернил.

– Любезная госпожа, – жалобно произнес я, указывая на свое строение на песке. – Вот таким я задумал мой дом. Перила на веранде украшает резной узор из сосновых шишек. Вернее, если вы одолжите мне лобзик… – Я совершенно запутался.

Понимаете ли, дорогие читатели, я так увлекся строительством, что и вправду поверил, будто дом готов!

Каменщик строит жилища, платье – работа портного (30), не боги горшки обжигают, а на ярмарке ремесел можно было увидеть, как народный художник вырезает петушков из дерева. Но что же делал архитектор?

Ходил в контору. «В конторушку», – говорил он ласково. Или на «арбайт» (последствия обязательного чтения Налковской (31) и Боровско-го (32)). Контора была серьезной социалистической организацией. С табельными карточками, которые следовало каждое утро штамповать при входе, выговорами за опоздание, премиями за заслуги.

Отец часто брал работу на дом, так что я привык к виду мутно-прозрачных калек, оклеенных по краям каймой. Постиг разницу между проекцией и разрезом. Уяснил, что такое фасад – единственная более-менее понятная из всех этих схем.

Как-то раз отец даже одолжил у меня фломастеры и принялся старательно раскрашивать какие-то слесарные элементы. Подпорные консоли для крыши. Я воображал, как однажды незнакомые люди будут ходить по мифическому Урсынуву и восхищаться зелено-красной крышей, нарисованной моими фломастерами.

Проходили годы, прежде чем схемы и чертежи превращались в настоящий дом. Долгие годы, особенно если сравнить их с моим тогдашним возрастом. Со временем до меня стало доходить: плод творчества моего отца – в отличие от портного или каменщика – это исключительно идея. Нечто нематериальное. Профессия такая.

Хуже всего – когда наконец удавалось что-то осуществить, нас поджидали очередные разочарования. Автор размывался в понятии «рабочей группы» (к тому же из-за чертовой фамилии на W всегда стоял в самом конце списка).

Вдобавок оказывалось, что в действительности все получается не так. Слишком низко. Слишком высоко. Другого цвета. Из другого материала. Чего-то не хватало. На чем-то сэкономили. Вина ложилась на исполнителя (родственника столяра-алкоголика). Мне особенно запомнилась история с панельным домом, который вследствие повсеместного пьянства построили в зеркальном отражении, будто декорацию к «Алисе в Зазеркалье» или ворота в антимир.

И всегда это был лишь какой-то фрагмент, край, обрывок. Вместо плавной линии фасадов – один торчащий зуб. Спальный район без центра. Пустое поле там, где должны быть магазины и кафе.

Мы жили в каком-то фрагменте целого. В первом томе незавершенного цикла. Со временем я открыл, что город напоминает нашу квартиру. Он полон благих намерений и брошенных идей.