Джошуа Купер Рамо - Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости - как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху

В которой Седьмое чувство затрагивает вопросы войны, мира и влияния информационных сетей, которые станут частью нашей жизни, нравится нам это или нет.

Одним осенним вечером 2009 года я получил неожиданный звонок из Пентагона. Соединенные Штаты к тому моменту уже почти десять лет как вели войны с Афганистаном и Ираком. Каждая по-своему выказывала странный, смещающийся характер, своего рода смутное предзнаменование великого кровопролития, всегда приводившего в ужас военных и политиков. Старая солдатская поговорка – бойтесь хаоса, как врага, – словно бы постоянно подогревала эти две битвы. Однажды, перед тем как я произнес речь перед аудиторией новоиспеченных генералов с одной звездой, один генерал с четырьмя звездами отвел меня в сторону на секунду. Он объяснил, что я буду говорить с толпой офицеров – выходцев из залитых кровью улиц этих войн, своими глазами видевших, как подчиненных им солдат убивал чаще всего невидимый враг. «Вам нужно помнить, что эти люди выжжены, выжжены десятилетием сражений», – сказал он. Лучшие военные умы Америки пытались с характерно прямой и неумолимой энергией обуздать дикость этих войн. В книгах, в газетах, в тысячах патрулей, через миллионы часов обучения языкам, на протяжении бесконечных ночей, полных риска, – они пытались. Никогда особо не удавалось. Никогда не было уверенной победы. Войны, которые поначалу казались такими победоносными, тянулись дольше, чем какие-либо другие в истории нации. Это были машины страха и ужаса. Виктор Крулак, американский эксперт по подавлению восстаний и генерал-лейтенант Корпуса морской пехоты США, заметил однажды: «Война, к которой готовишься, это редко та война, которую в конце концов получаешь». Эта фраза отзывалась во всех боевых действиях США после трагедии 11 сентября. Одним из уроков как Афганистана, так и Ирака было то, что Пентагон и вооруженные силы не были готовы к тому, что их ожидало. Солдаты прибыли в Багдад в лесном камуфляже легкобронированных машин Humvee, вооруженные планами танковых битв, – сплошь ошибочными и в большинстве своем опасными. Самым смертоносным оружием тех войн были самодельные взрывные устройства, СВУ: скрытые связки динамита, изолента, сотовые телефоны-детонаторы и острое, пронзающее железо. От них не было спасения. Угроза СВУ, как вспоминал один офицер, «это современный пример того, как оперативная, если не сказать стратегическая, неожиданность застает врасплох традиционные армии». Как очень многое в нашу эпоху, малые проблемы быстро обращались в стратегические кризисы. Одно мгновение в разгаре битвы, – скажем, взрыв под небронированным грузовиком – могло заморозить операции дивизии стоимостью в миллиард долларов. Почти у всех возникал вопрос, иногда проговариваемый вслух: «Почему это произошло?» И сразу за этим вопросом следовало: «Какого лешего мы здесь делаем?» Маленькие бомбы потрясали не одни лишь Humvee; они расшатывали саму американскую концепцию ведения войны.

Когда заходишь в Пентагон, тебя тотчас поражает его необъятность и объем – он давит. И ты думаешь, что, конечно же, здесь есть кто-то, у кого есть план на все. Но там не было таких людей; там и сейчас их нет. И все же его массивность, невыразимая историческая сила и тяжесть американской мощи настолько умопомрачительны, что его частая несдержанность перед лицом меняющегося мира производит особенно сильный, врезающийся в память шок. Солдаты, прошедшие через эти холодные провальные ночи на самом краю зоны влияния сверхдержавы, исходили беспокойством. То был зыбкий комфорт жизни в больших, старых структурах, сталкивающихся с быстрым и необратимым будущим.

К 2009 году, когда войны в Афганистане и Ираке начали затихать, американские генералы задумались, какие еще трещины идут по миру. Дипломаты, конечно, тоже об этом беспокоились, но когда солдаты умирают каждый день, этот вопрос имеет особый вес для армии. В высших эшелонах постоянно раздавались вопросы: что мы упускаем из виду? Что за разломы бегут даже по нашему собственному зданию, замаскированному масштабом, но так и норовящему обернуть самые многообещающие планы дурацкими и опасными? И как нам выжить в мире, будучи на 30 % беднее, чем десять лет назад? Так что они сделали несколько звонков.

Если вы когда-либо получали запрос из Вашингтона, в котором вас просят поделиться взглядом на то, что делать с этим непонятным миром, то вам нетрудно было заметить, что одно из главных устремлений американской армии последних лет – снизить число террористов, – по-видимому, начало обращаться против нее. Многие мировые проблемы имели такие тревожные проявления. Например, распространяя рыночный капитализм все шире, мир только углублял пропасть между богатыми и бедными. Пытаясь модернизировать мир путем увеличения количества информационных коммуникаций, мы подвергали себя очень несовременным рискам. И, разжигая самую дорогую войну с терроризмом в истории, Соединенные Штаты болезненным путем поняли, что она только создает новых террористов. Министр обороны Дональд Рамсфелд набросал эскиз этого парадокса в своей записи от октября 2003 года. Он спросил: «Больше ли мы убиваем, захватываем, отпугиваем или разубеждаем каждый день террористов, чем медресе и радикально настроенные священнослужители обучают и посылают их против нас?» Хоть это и был легкий вопрос, шесть лет спустя на него все еще было трудно ответить. Было много мертвых террористов. Но много было и новых.