Дэвид Винсент: История одиночества

Предмет исследования был по сути своей спорным. «Много есть мнений об одиночестве, – отмечала в своем отклике Critical Review. – Одни видят в нем источник всякого человеческого превосходства и благополучия, другие – грозу талантов и причину тревог; о тех же, кто переносит его с легкостью, говорят, что они выше или, наоборот, ниже общечеловеческой нормы» [5] Zimmerman on Solitude // The Critical Review. 1791. № 3. P. 14. . Ранние английские переводы книги Циммермана, в которых критика одиночества была во многом опущена, привели к распространенному заблуждению, будто книга эта – похвала уединению, и только [6] В основу первых английских изданий лег отредактированный перевод французского перевода, автор которого, Ж. Б. Мерсье, опустил восемь глав с критикой одиночества. Они были включены в полную версию 1798 года, которую мы здесь и используем. См.: Advertisement // Zimmerman J. Solitude Considered with Respect to its Dangerous Influence Upon the Mind and Heart. L.: C. Dilly, 1798; Wilkens F. H. Early Influence of German Literature in America (Reprint № 1, Americana Germanica, III, 2). L.: Macmillan, 1900. P. 49–50; Vila A. Solitary Identities: Perspectives on the «Contemplative» Life from 18th-Century Literature, Medicine, and Religion (France, Switzerland) – доклад, прочитанный 18 июля 2019 года на конгрессе Международного общества исследователей культуры XVIII века в Эдинбурге. Благодарю Энн Вила за консультацию по изданиям. . Однако основательно аргументированный трактат Циммермана представлял собой гораздо более сложный документ. На протяжении всей книги автор обдумывал задачу по уравновешению «всех удобств и благ общества» со «всеми преимуществами уединения» [7] Zimmerman J. Solitude… P. 316. . Ни тот ни другой образ жизни не достаточен сам по себе и не защищен от разрушения своей противоположностью. «Стоит лишь внимательно рассмотреть пагубное действие уединения в монастыре или пустыне, – писал Циммерман, – и мы отпрянем в ужасе от этого прискорбного и противного зрелища; мы придем к полному убеждению, что пусть надлежащее состояние человека и не заключено в случайных и беспорядочных взаимодействиях с миром, но еще меньше исправляет он определенные его положением обязанности в случае варварского, упрямого отречения от общества» [8] Ibid. P. 88. .

Надлежащее состояние человека и составляет предмет нашего исторического исследования. Наша цель – понять, как на протяжении двух последних столетий люди вели себя в отсутствие какой-либо компании. Трактат Циммермана – это промежуточный пункт в долгом споре об активной общественной жизни и отстранении от нее – споре, уходящем корнями в античные времена и ставшем вновь актуальным в нашу эпоху [9] Lepenies W. Melancholy and Society / Transl. J. Gaines, D. Jones. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1992. P. 62. . Сегодняшнее беспокойство по поводу «эпидемии одиночества» и о судьбе межличностных отношений в цифровой культуре – не что иное, как переформулирование дилемм, обсуждавшихся в стихах и прозе на протяжении более чем двух тысячелетий. Выбирая тему для своего magnum opus ’а, – а это был расширенный вариант написанной в 1755–1756 годах работы, – Циммерман не претендовал на оригинальность. Он опирался на ряд авторитетных источников, прежде всего на трактат Петрарки «Об уединенной жизни», написанный между 1346 и 1356 годами и лишь век спустя изданный в виде книги [10] См.: Petrarch F. The Life of Solitude / Transl. J. Zeitlin. [Urbana]: University of Illinois Press, 1924. Вдохновившись успехом «Уединения…» Циммермана, одно из выпускавших его издательств – Vernor & Hood – опубликовало в 1797 году новый перевод трактата Петрарки. См.: The Times. 1797. 7 Apr. P. 2. . Петрарка дискутировал с ранне- и дохристианскими авторитетами, а Циммерман, в свою очередь, стремился не изобрести тему заново, а перефокусировать ее. Он был швейцарским немцем, его мать говорила по-французски; он много читал по-английски и на своих родных языках и был хорошо знаком со множеством трактовок этой темы в романах и стихах XVIII века [11] Tissot S. - A. The Life of Zimmerman. L.: Vernor & Hood, 1797. P. 3–10. . Его книга быстро переводилась на другие языки, потому что и предмет обсуждения, и очевидный его контекст были знакомы любому образованному европейцу того времени. Книга находилась в центре одних из самых долгих в западной культуре дебатов, а вместе с тем являла собой критическую реакцию на свое время – эпоху небывалых перемен. Циммерман был глубоко погружен в городское буржуазное общество, которое тогда начинало осознавать себя как историческую силу, а в конце жизни стал свидетелем Великой французской революции, разразившейся по другую сторону от его родных Юрских гор.