Альфред Мэхэн - Влияние морской силы на историю

Два года спустя Публий Сципион младший, прославившийся впоследствии как Сципион Африканский, принял командование в Испании и взял Картахену комбинированной атакой с суши и с моря; после этого он решился на в высшей степени экстраординарный поступок, ликвидировав свой флот и переведя матросов в армию. Не довольствуясь действием в качестве силы, только «сдерживавшей» [6]Гасдрубала путем закрытия Пиренейских проходов, Сципион двинулся в южную Испанию и дал неприятелю жестокое, но нерешительное сражение на Гвадалквивире; после сражения Гасдрубал ускользнул от него, поспешил к северу, пересек Пиренеи на крайнем западе их и быстро двинулся на Италию, где позиция Ганнибала с каждым днем делалась слабее, так как естественное уменьшение его армии ничем не возмещалось.

Воина продолжалась уже десять лет, когда Гасдрубал, понеся по пути небольшие потери, вступил в Италию с севера. Войска, которые он привел, если бы они соединились с теми, которые находились под начальством непревзойденного Ганнибала, могли дать войне решительный оборот, потому что Рим сам был почти истощен; железные звенья, которые связывали с ним его колонии и союзные государства, были до крайности напряжены, и некоторые из них уже порвались. Но и положение двух братьев было также чрезвычайно опасное. Один стоял на реке Метавре, другой в Апулии, на расстоянии двухсот миль от него, оба – лицом к лицу с превосходными силами неприятеля, причем римские армии были расположены между ними. Это фальшивое положение, так же как и продолжительная задержка прихода Гасдрубала, было обусловлено римским господством над морем, которое в течение всей войны ограничивало для карфагенских братьев возможность взаимной поддержки одним только путем, проходившим через Галлию. В то самое время как Гасдрубал совершал свой длинный и опасный обход неприятеля по суше, Сципион послал одиннадцать тысяч человек из Испании морем для подкрепления противостоявшей ему армии. В результате посланцы от Гасдрубала к Ганнибалу, будучи вынуждены проезжать через столь широкий пояс враждебных территорий, попадали в руки Клавдия Нерона, командовавшего южной римской армией, который, таким образом, узнавал о намеченном Гасдрубалом маршруте. Нерон справедливо оценил положение и, обманув бдительность Ганнибала, совершил быстрый переход с восемью тысячами лучших своих солдат для соединения римскими силами на севере. Это соединение состоялось, после чего оба консула, обладавшие подавляющим превосходством сил, напали на Гасдрубала и уничтожили его армию; карфагенский вождь сам пал в сражении. Первым вестником, сообщившим Ганнибалу о несчастье, была голова его брата, брошенная в его лагерь. Он будто бы воскликнул, что отныне Рим будет владыкой мира. И действительно принято считать, что Метаврское сражение обусловило исход борьбы между двумя государствами.

Военное положение, которое привело к Метаврскому сражению триумфу Рима, может быть резюмировано следующим образом: для ниспровержения величия Рима было необходимо атаковать его в Италии, в сердце его могущества, и потрясти тесно спаянную конфедерацию, главою которой он был. Таков был объект военных операции. Для достижения этого карфагенянам нужны были прочная база операций и обеспеченные коммуникации. Первая учреждена была в Испании гением великой фамилии Баркидов; последнее никогда не было достигнуто. Возможны были две коммуникационные линии: одна – прямая, морем, другая – кружная через Галлию. Первая была блокирована морской силой римлян, пользование второй было затруднительным, а потом стало и вовсе невозможным вследствие оккупации северной Испании римской армией. Эта оккупация сделалась возможной благодаря господству над морем, которого карфагеняне никогда серьезно не оспаривали. Таким образом по отношению к Ганнибалу и его базе римляне занимали две центральные позиции – собственно Рим и северную Испанию, соединенные удобной внутренней коммуникационной линией, чем и обеспечивалась их постоянная взаимная поддержка.

Если бы Средиземное море было ровной пустыней, на окраинах которой римляне обладали бы горными цепями Корсики и Сардинии, укрепленными базами Таррагоны, Лилибея и Мессины, итальянскою береговою линиею почти до Генуи и союзными крепостями в Марселе и других пунктах; если бы, с другой стороны, римляне обладали также вооруженными силами, способными по своим свойствам пересекать эту пустыню, в то время как противники их располагали бы значительно слабейшей армией, а потому были бы вынуждены делать большой круг для концентрации своих войск, то истинный характер положения был бы сразу признан, и не было бы слов, достаточно сильных для выражения значения и влияния этой особенной силы. Было бы замечено также, что если упомянутый слабейший противник римлян и мог бы совершить набег, пройдя через эту пустыню, сжечь деревню или опустошить несколько миль пограничной местности; если бы он и мог даже, от времени до времени, перехватывать обозы, то во всяком случае это не поставило бы коммуникации под угрозу. Подобные хищнические операции на море предпринимались во все века слабейшею из воюющих сторон, но они никоим образом не оправдывают не согласного с известными фактами вывода, будто «ни Рим, ни Карфаген не обладали неоспоримым господством на море», так как «римские флоты иногда посещали берега Африки, а карфагенские флоты таким же образом появлялись у берегов Италии». В рассматриваемом случае флот играл роль силы, господствующей в предполагаемой пустыне; но так как элементы этой силы были совсем незнакомы большинству писателей, а представители ее с незапамятных времен являлись, так сказать, особой расой, не имевшей своих пророков, то ее огромное, решающее влияние на историю той эпохи, а следовательно и на историю мира, не было замечено. Если предшествующий аргумент основателен, то столь же нелогично вычеркивать морскую силу из списка главных факторов, определяющих результаты исторических событий, сколь абсурдно было бы настаивать на исключительности ее влияния.