Альфред Мэхэн - Влияние морской силы на историю

Таким образом, мы подошли к началу истинно морской войны подобной которой, – как с этим согласится всякий, кто будет внимательно следить за нашим повествованием, – не было со дней Рюйтера и Турвиля. Величие морской силы и ее значение, быть может, более ясно выказывалось бесконтрольным господством и вытекавшим из него возвеличением одной воюющей стороны, но урок преподанный этим, хотя и более поразительный, не представляет такого живого интереса, как зрелище той же морской державы, встретившей достойного ее врага и вынужденной проявить максимум энергии в борьбе, угрожавшей не только ее самым ценным колониям, но и ее собственным берегам. Вследствие обширного и разбросанного характера Британской империи борьба эта велась во всех частях света, и внимание изучающего ее привлекается то к Ост-Индии, то к Вест-Индии, то к берегам Соединенных Штатов, то к берегам самой Англии, к Нью-Йорку и Чезапикской бухте, то к Гибралтару и Менорке, островам Зеленого Мыса, мысу Доброй Надежды и Цейлону. Флоты одной стороны встречаются теперь с равновеликими им флотами противников, и общая погоня и mêlée (свалка), которые характеризовали сражения Гауке, Боскауэна и Ансона, хотя изредка все еще имеют место, сменяются теперь осторожными и сложными маневрами, очень часто ни к чему не приводящими, что составляет главную особенность этой войны. Превосходство французов в тактическом искусстве придало этому столкновению ту особенную черту их морской политики, которая подчиняла задачу достижения контроля над морем путем уничтожения флотов неприятеля, его организованной силы обеспечению успеха определенных операций, удержанию определенных пунктов достижению определенных конечных стратегических целей. Нет нужды стараться навязать другим убеждение автора этого труда, что такая политика, – хотя и применимая в исключительных случаях, – как правило, ошибочна; но в высшей степени желательно, чтобы все лица, ответственные за ведение морских дел, признали, что существуют эти два направления политики, прямо противоположные друг другу. В одном имеется прямая аналогия с войной за обладание определенными позициями, тогда как объектом операций другого является та сила, уничтожение которой оставляет такие позиции беззащитными и неизбежно обрекает их на падение. Установив различие между этими двумя противоположными направлениями, надлежит рассмотреть результаты их обоих, взятые из истории Англии и Франции.

Не такими, однако, осторожными воззрениями хотел сначала связать своих адмиралов новый король. В инструкциях, адресованных графу д’Орвилье (d’Orvilliers), командовавшему первым флотом, посланным из Бреста, министр от имени короля говорит:

«Ваша обязанность состоит теперь в том, чтобы вернуть французскому флагу тот блеск, который он некогда имел; несчастья и ошибки прошлого не должны повториться; только блестящими сражениями может надеяться флот достигнуть этого. Его величество имеет право ожидать величайших усилий от своих офицеров… В какие бы обстоятельства ни был поставлен флот короля, распоряжения его величества, которые он настоятельно обязал меня внушить зам, так же как и всем, подчиненным вам офицерам, требуют, чтобы его корабли атаковали неприятеля с величайшей энергией и защищались во всех случаях до последней крайности».

И далее в том же духе; один французский офицер, воззрений которого на эту фазу французской морской политики мы еще не приводили, говорит:

«Как отличен этот язык от того, которым говорили с нашими адмиралами в течение последней войны, ибо было бы ошибкой полагать, что они следовали добровольно и в соответствии со своим темпераментом робкой и оборонительной системе, которая преобладала в тактике флота. Правительство, всегда считавшее чрезмерными издержки на содержание флота, слишком часто приказывало (предлагало) адмиралам держаться в море как можно дольше, не вступая в настоящие сражения или даже в стычки, которые всегда очень дороги, так как следствием их может быть потеря трудно заменимых кораблей. Часто им предписывалось, даже при необходимости принять сражение, не ставить на карту судьбу своих эскадр слишком решительными схватками. Вот почему они считали себя обязанными отступать, лишь только бой начинал принимать серьезный характер. Таким образом, французы приобретали пагубную привычку добровольно уступать поле сражения, если только неприятель, даже слабейший, чем они, смело оспаривал его у них. Выходило, следовательно, что наши флоты посылались навстречу неприятелю только для того, чтобы постыдно отступать под его напором, принимать бой, вместо того чтобы предлагать его; начинать сражение только для того, чтобы потерпеть кажущееся поражение; разрушать моральную силу, с тем чтобы спасти силу материальную, – таков был дух, который, как было справедливо сказано Шарлем Дюпэном (Charles Dupin), руководил французским министерством той эпохи. Результаты известны» [114].