Умберто Эко - Сотвори себе врага. И другие тексты по случаю (сборник)

Другая постоянно возникающая здесь тема – гиперпространство, которое Хайнлайн в «Астронавте Джонсе» описывает на примере шарфа:

Это Марс. <���…> Это Юпитер. Чтобы добраться от Марса до Юпитера, тебе придется проделать определенный путь. Но, предположим, я сложу шарф так, что Марс окажется непосредственно над Юпитером. Что тогда помешает просто перешагнуть с одного на другой? [232] Перевод Д. Озерова.

Так фантастика занялась поиском аномальных точек Вселенной, где пространство может изгибаться. При этом в ход шли и научные гипотезы, как, например, точки Эйнштейна – Розена, черные дыры, пространственно-временные «туннели» (wormholes) , и Курт Воннегут рассуждал в «Сиренах Титана» о гиперпространственных туннелях и воронках, а другие писатели изобретали «тахионы» – частицы, движущиеся быстрее скорости света.

Обсуждались все проблемы путешествий во времени: без удвоения и с удвоением времяпроходца, вспоминался знаменитый парадокс дедушки (вернувшись в прошлое и убив дедушку прежде, чем тот успеет жениться, не исчезнем ли мы в тот же момент?). Задействовались также концепции, разработанные такими учеными, как Рейхенбах в его «Направлении времени», и предполагающие (по крайней мере, в субатомном мире) замкнутую цепь причинно-следственных связей: А приводит к B, В приводит к С, и С приводит к А. Филип Дик в романе «Время, назад» обосновал энтропийное обращение времени. Фредерик Браун написал рассказ «Конец», в первой части которого выдвигается гипотеза, что время – это поле, и профессор Джонс изобретает машину, способную инвертировать это временное поле: Джонс нажимает кнопку… и вторая часть истории составлена из тех же самых слов, что и первая, только в обратном порядке.

И наконец, при игре с древней теорией бесконечности миров оказались придуманы параллельные вселенные. Фредерик Браун в своем романе «Что за безумная вселенная!» замечает, что возможно бесконечное число сосуществующих миров:

К примеру, есть вселенная, где наша с вами сцена повторяется с той лишь разницей, что вы или ваш эквивалент – в данный момент носит обувь не черную, а коричневую. И таких вариантов – бесчисленное множество с самыми незначительными отклонениями. Вполне можно вообразить себе универсум, где вы слегка порезали себе палец или же увенчаны красными рогами… [233] Перевод Ю. Семенычева.

Но такой философ, как Д.-К. Льюис, в своих «Counterfactuals» [234] «Контрфактические высказывания» (англ.). (1973) прямо-таки отстаивал логику возможных миров:

Подчеркиваю, что я не сопоставляю возможные миры тем или иным образом с весомыми лингвистическими сущностями. Я отношусь к ним как к весомым сущностям в прямом смысле слова. Провозглашая реалистическое отношение к возможным мирам, я хочу, чтобы меня поняли буквально. <���…> Наш действительный мир – всего лишь один среди прочих. <���…> Вы уже верите в наш действительный мир. Я всего лишь прошу вас поверить в большее количество вещей того же рода.

Насколько связаны наука и фантастика? Предшествует фантастика науке или следует за ней? Авторы-фантасты, безусловно, читают ученых, но в какой степени ученые питают свое воображение сочинениями фантастов?

Я встретил в одном тексте Фомы Аквинского («Primum Sententiarum» [235] «Первое толкование на «Сентенции» Петра Ломбардского» (лат.) , полное название – «Scriptum super libros Sententiarum magistri Petri Lombardi episcopi Parisiensis». 8,1,2) различение двух типов морфологических отношений между причиной и следствием: причина может быть похожа на следствие, как человек похож на свой портрет, или же причина может полностью отличаться от следствия, как случается с огнем, причиной дыма, и ко второй категории причин святой Фома относит также Солнце, которое производит тепло, но холодно само по себе. Сейчас мы улыбаемся, потому что к этому примеру его привела теория небесных сфер, но если когда-нибудь мы начнем серьезно относиться к «холодной плавке» [236] Речь идет о необъяснимых, с точки зрения современной науки, эффектах, обнаруженных канадским инженером Джоном Хатчисоном. Позднее ни сам Хатчисон, ни кто-либо еще не сумели повторить его экспериментов, что дало повод считать его шарлатаном. – не придется ли с должным почтением пересмотреть отношение к идее Фомы Аквинского?

Что же касается холодного Солнца, существуют геоастрономии, которые можно счесть не просто воображаемыми, но прямо-таки безумными, – и при этом, похоже, они послужили источником вдохновения для чрезвычайно серьезных суждений и основой для принятия важных решений. Но оценить их красоту и своеобразие нам непросто.