Пол Джонсон - Черчилль

В действительности период переосмысления недавней истории начался лишь через десять лет после смерти Черчилля. К тому времени большинство пущенных им в оборот мнений и оценок, сделались достоянием истории, их изучали в школах и университетах, а героический эпос Черчилля, в большинстве созданный им самим, стал частью исторической памяти общества. Что же там достоверно? Огромное количество документов, особенно протоколы и телеграммы военного времени. Черчилль надиктовал большие куски текста, касавшиеся ключевых событий, того, что имело для него особое значение и что он помнил с особой ясностью. Кроме того, существуют подробнейшие черновики, отредактированные Черчиллем, но написанные «Синдикатом», командой ассистентов-исследователей Генри Пауноллом, Гордоном Аленом и Биллом Дикином, академиком и единственным профессиональным историком, руководившим всей командой. Эксперты – руководители соответствующих служб, промышленники и ученые привлекались для помощи в работе над специальными разделами. Все они призваны были корректировать память Черчилля и удерживать его от избыточной детализации. Память его в те годы была превосходной, в нем не было ни зависти, ни озлобленности. Результаты этой работы следует понимать как итог исследований большого научного коллектива профессиональных историков и архивистов, выполненных под руководством великого человека. Писал ли Черчилль эту книгу самостоятельно? Когда этот вопрос задали руководителю «Синдиката» Дэнису Келли, тот ответил: «Готовите ли вы блюда для банкета своими руками?» Тщательное изучение текста, сличение его частей дает представление о методе работы с материалом, о некоторых недомолвках и умолчаниях (так, в силу понятных причин, едва упоминалась «Энигма» и успешные операции по дешифровке, такие как «Ультра»). Но общее впечатление таково: Черчилль был историком-романтиком, ведомым страстью, зачастую им овладевало вдохновение поэта, и вместе с тем он был писателем сильным и энергичным, свидетелем жестким и безжалостным. Создавая свою версию великой войны и своей роли в описываемых событиях, он понимал, что претендует на особое место в истории – он намеревался стать одним из героев. Он знал, чего это стоит, это была его война, и он не брал пленных. Но в итоге он выиграл эту войну слов точно так же, как в свое время выиграл войну реальную.

Его военные мемуары пользовались чрезвычайным успехом, не в последнюю очередь потому, что многое там было внове, даже для тех, кто жил в описанную эпоху. Эта книга оказалась едва ли не самой популярной и титулованной из всех, что когда-либо выходили в свет. Первый тираж 5-томника в мае 1947 года принес Черчиллю 2,23 миллиона долларов, что на сегодня соответствует 50 миллионам. Кроме того, он получил крупные суммы от New York Times и Time Life за права на публикацию глав. В 1953 году Черчилль получил Нобелевскую премию по литературе, став вторым историком, удостоенным такой чести (первым был Теодор Моммзен, написавший историю Древнего Рима). На момент вручения премии лондонская Daily Telegraph, в нескольких выпусках публиковавшая главы из последнего тома, объявила, что полное собрание уже продано в Англии тиражом в шесть миллионов экземпляров, а главы из него печатаются в пятидесяти газетах сорока стран мира. Ни одна книга похожего размера, да и вообще мало какая книга обрела такую популярность за столь короткое время. Британские и американские издательства сделали на ней состояния, равно как и Эмери Ривз, литературный агент Черчилля. Семья Черчиллей заработала не только на гонорарах, но и на архивах, которые были переданы в Чартвелл и затем проданы лорду Камроузу из Daily Telegraph. Такая сделка была легальным уходом от штрафного налогообложения, в противном случае издание мемуаров стало бы убыточным.

После войны Черчилль прожил еще двадцать лет, из которых первые десять он активно занимался политикой. Должен ли он был уйти? Он считал, что народ в нем нуждался. Так решили избиратели. Он всегда склонялся перед выбором большинства. В 1944-м он сказал, что поражение на выборах неизбежно и что следует уважать такой исход: «Что хорошо для народа, хорошо и для меня». После ухода с поста премьера, пока его дом был не готов, он переехал с Даунинг-стрит в Клэридж, и его часто можно было видеть перед отелем, он поджидал, когда подадут его автомобиль, и напевал старую песню времен его молодости: