Йорг Циттлау - От Диогена до Джобса, Гейтса и Цукерберга. «Ботаники», изменившие мир

В некоторые периоды истории ботаники могли развиваться и совершенствоваться особенно хорошо. Конечно, это эпоха компьютера и Интернета с такими яркими фигурами, как Билл Гейтс и Марк Цукерберг. В ранней истории также известен период, неожиданно породивший множество ботаников. Это было время так называемых киников.

Эти «собаки-философы» (слово «киник» происходит от греческого kŭvikoí – собака; позже от него произошло понятие «циник») обязаны своему существованию – как и другие ранние ботаники – прежде всего свободе слова и относительному благосостоянию греческого общества. Их образцом был бродивший по Афинам в оборванной одежде неухоженный Сократ, который проповедовал неприхотливый образ жизни. Однако сам Сократ еще не был киником и не был ботаником, так как имел слишком тесные связи с реальным миром. Он служил в армии и женился на Ксантиппе, совершенно нормальной женщине, которая часто справедливо волновалась по поводу лени и страстного желания супруга поспорить. Кроме того, Сократ постоянно искал близости с другими людьми, чтобы побудить их к размышлениям о их жизни и ценностях. Его тип философского подхода называется сократовским методом, или «искусством повивальной бабки». Людей нужно побуждать доставать знания из самих себя не путем утомительных бесконечных нотаций, а с помощью целенаправленных провокаций и обоснований. Помощь для духовной самопомощи – ни одному ботанику не пришло бы такое в голову. Он лучше будет практиковать обратное: либо нервировать людей заумными и долгими речами, либо заставлять их почувствовать презрение к их глупости.

Первым представителем кинической школы стал Антисфен, родившийся в 446 году до н. э. в Афинах. Сначала он примкнул к софистам, но их бессмысленная красивая болтовня ему не понравилась, поэтому он долгое время следовал учению Сократа, чье хладнокровие его поражало. Позже Антисфен основал собственную школу, но то, что практиковал ученый, не имело ничего общего с философскими школами Платона и Аристотеля.

В лучшем случае это можно было назвать состоянием, побуждающим к философствованию. Антисфен ходил по улицам, приходил без приглашения на банкеты и собрания, где нервировал участников занудными размышлениями о преимуществах неприхотливости. Он не оставил письменных конспектов – все, что дошло до нас, – лишь забавные эпизоды из его жизни.

Легендарно его появление на пиру одного богатого купца, о чем поведал Ксенофонт. На нем Антисфен описал свое представление о богатстве как «состоянии души». Власть и деньги он к этому не причислял, иначе «как еще объяснить тот факт, что некоторые, хотя и имеют много разных вещей, все равно прилагают все больше сил, чтобы накопить еще больше денег. Так же не понятно поведение тиранов, настолько ослепленных жаждой власти и наживы, что ради этого они идут на ужасные преступления». Антисфен же, наоборот, считал себя по-настоящему богатым человеком:

Я сплю, ем и пью там, где мне больше всего понравится, и мне кажется, что весь мир принадлежит мне. Чтобы сделать блюдо более желанным, я использую исключительно свой аппетит. Я какое-то время ничего не ем, и уже после первого дня воздержания от пищи любая еда мне кажется наивкуснейшей. Когда моему организму необходима любовь, я беру некрасивую женщину, чтобы она отдалась мне всей душой и телом, потому что никто другой ее не хочет. Ну а лучше всего, дорогие мои друзья, если вообще ни в чем не нуждаешься.

Все это звучит логично и убедительно, но тот, кому ничего не нужно, не страдает от недостатков. Одно известно совершенно точно: Антисфену нужно было немного больше. Например, красивых женщин. Однажды у него случайно вырвалось: «О, если бы я мог обнять Афродиту!» Конечно, свою нужду он тотчас превратил в добродетель и заметил (проповедуя отказ от порывов): «Лучше сойти с ума, чем погибнуть от желания». Такая стратегия компенсации собственных желаний и потребностей всплывает в ходе истории довольно часто. Например, ботаники особенно изобретательны, когда речь идет о том, чтобы скрыть свои сексуальные желания.

В целом Антисфена нельзя назвать настоящим ботаником – для этого он был слишком тщеславен. Когда Сократ однажды увидел киника, демонстративно идущего по рыночной площади в поношенном одеянии, он заметил с сарказмом: «О, Антисфен, из дыр твоего диплакса [5]на меня так и прыгает самовлюбленность». Тот, кто хочет всему миру показать неприхотливость, обычно ведет себя ничем не лучше, чем тот, кто напоказ выставляет свою многоэтажную виллу, откровенно хвастаясь богатством.