Малала Юсуфзай - Я – Малала

Как-то раз я призналась отцу, что нахожу подобные законы несправедливыми. В ответ он сказал, что в Афганистане женщинам живется еще тяжелее. За год до моего рождения движение под названием Талибан, возглавляемое неким одноглазым муллой, захватило в этой стране власть и сожгло все женские школы. Мужчин они заставили отрастить длинные бороды, а женщин – носить паранджи. Ходить в таком плотном коконе с узкой прорезью для глаз – сущее мучение, особенно в жаркие дни, когда паранджа превращается в подобие духовки. По крайней мере, я твердо решила, что не буду носить паранджу никогда. Отец рассказал также, что Талибан запрещает женщинам громко смеяться и носить белую обувь, потому что белый – это «цвет, который принадлежит только мужчинам». Если женщина покрасит ногти лаком, ее подвергают побоям. Я слушала все это с содроганием.

Я читала такие книги, как «Анна Каренина», романы Джейн Остин, и никогда не забывала слова отца: «Малала будет свободной, как птица». Рассказы об ужасах, творившихся в Афганистане, заставляли меня еще сильнее гордиться своей страной.

– Как хорошо, что девочки у нас могут ходить в школу, – часто повторяла я.

Но движение Талибан набирало силу и у нас, объединяя таких же пуштунов, как мы. Для меня родная долина оставалась самым солнечным местом в мире, и я не замечала, как за горами собираются темные тучи. Мне не о чем было волноваться, ведь я верила словам отца:

– Я стою на страже твоей свободы, Малала. Ты сумеешь исполнить все свои мечты.

Когда мне было семь лет, я уже привыкла быть лучшей ученицей в классе. Я всегда помогала девочкам, у которых возникали трудности с учебой.

– Малала у нас просто гений, – говорили мои одноклассницы.

Еще я славилась тем, что принимала участие абсолютно во всех начинаниях – занималась в драмкружке, в изостудии, играла в крикет и бадминтон, даже пела, хотя и без особого успеха. Когда в наш класс пришла новенькая, девочка по имени Малка-и-Нур, я поначалу не обратила на нее особого внимания. Ее имя означало «королева света». На вопрос о том, кем она хочет быть, она ответила: первой в Пакистане женщиной-военачальником. Ее мать была учительницей, работала в другой школе, что, конечно, было необычно – больше ни у кого в нашем классе мамы не работали. В школе она не слишком выделялась, говорила мало, и я по-прежнему считала своей главной соперницей Монибу, которая, несмотря на это, являлась моей лучшей подругой. У Монибы был красивый почерк, тетради ее отличались безупречной аккуратностью, что, разумеется, нравилось учителям, но я знала, что по содержанию ее работы уступают моим. Когда после ежегодных экзаменов выяснилось, что первой ученицей в классе стала Малка-и-Нур, я была потрясена. Вернувшись домой, я залилась слезами, и маме долго не удавалось меня утешить.

К тому времени мы переехали в другой дом. Раньше мы жили на одной улице с Монибой, а на новом месте у меня не было друзей. Вскоре я познакомилась с живущей по соседству девочкой по имени Сафина. Она была немного младше меня, и мы часто играли вместе. Сафину в семье очень баловали, у нее было множество кукол и украшений, которые она хранила в коробке из-под обуви. Но она положила глаз на мою единственную игрушку – розовый мобильный телефон, который подарил мне отец. Подражая отцу, я вела длинные разговоры по своему игрушечному телефону, делая вид, что решаю важные дела. Но однажды игрушка исчезла.

Несколько дней спустя я увидела у Сафины игрушечный телефон, как две капли воды похожий на мой.

– Где ты его взяла? – спросила я.

– Купила на базаре, – ответила она.

Теперь я понимаю, что это вполне могло быть правдой, но тогда я ей не поверила. Раз Сафина так подло поступила со мной, я отплачу ей тем же, решила я. Теперь, оказавшись у нее дома, я при всяком удобном случае совала в карман ее игрушечные серьги и ожерелья. Поначалу сердце у меня замирало от страха, но это быстро прошло. Вскоре воровство вошло у меня в привычку. Я уже не могла остановиться.

Однажды, вернувшись домой из школы, я, как обычно, первым делом побежала в кухню, чтобы перекусить.

– Привет, бхаби! – крикнула я. – Я умираю с голоду.

Ответом мне было молчание. Мама, сидя на полу, толкла куркуму и тмин, наполнявшие воздух пряным ароматом. Она не поднимала головы, избегая встречаться со мной взглядом. Чем я провинилась? Ломая над этим голову, я, грустная и подавленная, пошла в свою комнату. Открыв шкаф, я увидела, что все вещи, которые я утащила у Сафины, исчезли. Меня разоблачили.