Малала Юсуфзай - Я – Малала

У пуштунов есть обычай, согласно которому на седьмой день после рождения ребенка устраивается праздник, который называется Вома (что означает седьмой). Родственники, друзья и соседи собираются, чтобы пожелать новорожденному всех благ. Когда я появилась на свет, родители не смогли устроить такой праздник, потому что у них не было денег, чтобы купить козлятины и риса, которыми полагалось угощать гостей. Дедушка не стал им помогать – он считал, что радоваться рождению девочки нечего. После того как родились мои братья, баба хотел дать денег на праздник, но отец отказался их принять.

– Раз ты не дал денег моей дочери, нечего давать их и сыновьям, – сказал он.

Но хотя баба не слишком радовался моему рождению, он был моим единственным дедушкой – мамин отец к тому времени уже умер, – и постепенно мы с ним сблизились. Родители говорили, что я унаследовала некоторые качества обоих дедушек: от маминого отца взяла мудрость и чувство юмора, от баба – громкий голос. С годами борода у баба поседела, а характер смягчился, и я любила ездить к нему в деревню.

Едва увидев меня, он запевал песню. В свое время дедушка был против того, чтобы меня назвали именем Малала, означающим «погруженная в печаль», и, распевая, он словно хотел отогнать от этого имени грустные тени.

– Малала Майванд вала да. Па тоол джехан ке да хушала да, – пел дедушка.

В переводе это означает: «Малала родилась в Майванде, и она самая счастливая девушка на свете».

Мы всегда ездили в деревню на праздники Ид. Надевали самую лучшую одежду, проталкивались в рейсовый микроавтобус с ярко расписанными бортами и оглушительно фыркающим мотором и ехали на север, в родную деревню моего отца. Ид празднуется дважды в год – Ид аль-Фитр, или «малый Ид», знаменует конец месяца Рамадан, во время которого мусульмане соблюдают пост. Празднуя Ид аль-Адха, или «большой Ид», мусульмане вспоминают о пророке Аврааме, который, повинуясь указанию свыше, был готов принести в жертву Богу своего старшего сына Исмаила. Даты обоих праздников определяются особым советом духовных лиц, которые следят за фазами луны. Сразу после того, как дату объявляли по радио, мы начинали собираться в путь.

Ночью, предшествующей отъезду, мы плохо спали от возбуждения. Путешествие обычно длилось часов пять, если только дорогу не размывали дожди и не разрушали оползни. Автобус отправлялся в рейс рано утром. Мы спозаранку шли на автобусную станцию, волоча сумки, битком набитые подарками для родных – вышитыми шалями, сладостями, фисташками, лекарствами, которые невозможно было достать в деревне. Некоторые пассажиры везли в деревню мешки с мукой и сахаром. Багаж обычно укрепляли веревками на крыше автобуса. Потом мы все забивались внутрь, сражаясь за места у окна. Правда, стекла покрывал такой толстый слой пыли, что разглядеть хоть что-нибудь было невозможно. Автобусы в долине Сват обычно покрывают яркой росписью – на их бортах разгуливают оранжевые тигры, белеют горные вершины, красуются розовые и желтые цветы. Встречаются, правда, автобусы, на которых нарисованы реактивные самолеты и ракеты. Такие особенно нравились моим братьям, но отец всегда морщился, глядя на подобную живопись. Если бы наши политики не тратили такую пропасть денег на атомное оружие, в стране было бы больше школ, говорил он.

Мы проезжали мимо базара, мимо вывесок дантистов, с которых скалились белозубые улыбки, мимо ювелирных магазинов, в витринах которых сверкали золотые свадебные браслеты. Автобус лавировал между повозками, на которых громоздились клетки с попискивающими цыплятами. Но вот оживленные улицы оставались позади, и мы оказывались в северной части Мингоры, застроенной убогими деревянными домишками, которые, казалось, опирались друг на друга. Наконец мы выезжали на шоссе, построенное по распоряжению последнего вали. Слева от шоссе тянулась широкая река Сват, справа возвышалась гряда холмов, где находились изумрудные копи. На берегу реки попадались нарядные рестораны с большими стеклянными окнами, предназначенные для иностранных туристов. Никто из нас там никогда не бывал. Иногда нам встречались чумазые дети, согнувшиеся под тяжестью огромных мешков с травой, которые они тащили на спинах, и стада облезлых коз, не слушавших пастуха и разбредавшихся во все стороны.

По мере того как автобус отъезжал дальше от города, пейзаж менялся. Теперь за окнами мелькали зеленые рисовые поля, от которых исходил свежий аромат, абрикосовые и финиковые рощи. Мы проезжали небольшие мраморные копи, расположенные у самой реки. Поблизости от них вода была белой от химикатов. Отец всегда хмурился, глядя на это.