Крисанн Бреннан - Червивое яблоко. Моя жизнь со Стивом Джобсом

После того как столько дел пришло в порядок, Мона предложила мне превратить спальню в художественную студию и занялась своим настоящим призванием. В нашем доме было три спальни: главная спальня, самая большая, находилась в дальнем конце дома, вдали от всего. Появление своего рабочего пространства было пределом моих мечтаний, и Мона была абсолютно права, предложив это. Но главная спальня не имела хорошей вентиляции, и ее недавно покрасили и застелили ковром. Мне нравилось, что Мона мыслила с точки зрения моих интересов, и я ценила ее рвение наладить то, что могло быть моей профессиональной деятельностью. Однако я не могла решиться сделать из главной спальни рабочее место. Масляные краски токсичны и оставляют разводы; идея о превращении спальни в художественную студию казалась такой же немыслимой, как идея запрыгнуть на мебель в грязных ботинках.

Тем не менее я поставила себе задачу очистить отдельно стоящий гараж, забитый строительными отходами. Я наняла рабочих, весь мусор вынесли и положили там гипсокартон, а мы с отцом залатали дырки на крыше. Я установила там светильники с изменяемым направлением освещения, а мой друг Ави согласился покрасить для меня гараж. Это было отличное рабочее место: гараж находился в двадцати шагах от дома, достаточно близко, чтобы создать у Лизы ощущение, что мама рядом, там было много пространства, чтобы устраивать беспорядок и проводить занятия, его огромная дверь впускала много воздуха, выветривая все токсичные материалы.

Также в это время отец начал давать мне на непостоянной основе небольшие суммы денег на адвоката, чтобы принудить Стива подписать со мной внесудебное соглашение о финансовом урегулировании. Думаю, что отец решился на этот шаг по двум причинам: во-первых, вероятно, он очнулся из-за усилий Моны все наладить. Мой отец был отчасти подражателем. Но дело не только в этом. Мое положение стало более стабильным, и я находилась уже в более сильной позиции, поэтому, возможно, отец счел, что я наконец-то могу противостоять Стиву. Отец всегда хотел что-то сделать в ситуации со Стивом, но, пока Стив был в Apple, он был неприкасаемым. Когда у меня появились эти деньги, я начала общаться с адвокатами в Сан-Хосе, однако прока от этого больше не стало, так как после ухода из Apple Стив обязательно выплачивал б о` льшую сумму алиментов, чем требовалось в то время. Короче говоря, мне так и не удалось найти творческого или заинтересованного адвоката, чтобы создать законный прецедент для урегулирования моей ситуации со Стивом.

Кажется, вся моя жизнь заключалась в том, чтобы двигаться в сторону, которую мое сердце считало верным, прежде чем мой разум понимал, как все работает. Я не думала, я не анализировала, я не разрабатывала стратегий своих действий, я не манипулировала. В основе моих действий лежали эмоции. Именно они втягивали меня в череду событий. Вместо того чтобы обсуждать со Стивом весь спектр моих проблем, я выбирала какие-то конкретные аспекты, имеющие наибольшую важность, и теперь я думаю, что мне следовало бы обсуждать их с ним как можно больше. Мне следовало бы увязать мой отказ от обучения в Арт-центре с заключением соглашения о финансовом урегулировании. Когда столько дел пришло в порядок, я наконец-то могла позаботиться о Лизе и о себе теми способами, которые считала самыми подходящими. Наше положение стало стабильным и надежным. Лиза преуспевала в новой школе. Я добилась этого. Мне было тридцать пять лет, и я просто наверстывала упущенное в ранние годы равновесие. Я должна была это делать. Я поняла, что у меня еще остались рычаги влияния, поскольку я все еще не отличалась достаточной сообразительностью, чтобы задуматься и договориться о своем финансовом будущем, а также спланировать его.

Когда я только начинала жить на Оак-Гроув, я каталась на роликовых коньках по территории всего Менло-Парка. Это был 1979 год, и у меня были классические ролики с большими оранжевыми колесиками. В самом начале катание было почти смертельным опытом: я не знала, как тормозить, и у меня так сильно рябило в глазах от дороги, что я с трудом могла видеть, куда еду. Однако когда я каким-то образом преодолела этот этап, катание на роликах превратилось в чистое наслаждение. Я обнаружила, что где, когда и как бы я ни каталась, данный процесс превращался в считалочку до трех. Это был ритм вальса, и я всегда напевала себе под нос «На прекрасном голубом Дунае», перекатываясь с левой стороны на правую на счет «один» и заканчивая процесс продолжительным скольжением на счет «три». Ритм и движение вызывали привыкание. Чем больше я каталась на роликах, тем больше мне этого хотелось. Чувство движения под ногами, воздух в волосах и ощущение свободы всех вещей, мимо которых я проносилась, были чистым счастьем.