Уолтер Айзексон - Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная

В дальнейшем темой их писем друг другу стало обсуждение домашней кухни Эльзы. В своих письмах она щедро изливала на него сердечную материнскую заботу. Их переписка, как и их отношения, составляла разительный контраст с тем, что происходило между Эйнштейном и Марич десяток лет назад. Он и Эльза обычно писали друг другу о вещах, связанных с домашним комфортом, – о еде, душевном спокойствии, гигиене, симпатиях, а не о романтическом блаженстве и поцелуях или тайнах души и озарениях разума.

Несмотря на такие приземленные заботы, Эйнштейну все еще казалось, что их отношения могут не стать обывательскими. “Как хорошо было бы, если бы один из этих дней мы могли бы провести в богемной обстановке, – писал он, – ты понятия не имеешь, насколько очаровательной может быть такая жизнь – без больших запросов и претензий!” 71Когда Эльза подарила ему щетку для волос, он сначала принялся ухаживать за волосами и гордился переменами в своей внешности, но вскоре опять принял свой привычный неряшливый вид и сказал ей, лишь наполовину в шутку, что это потому, что он защищается этим от мещанства и буржуазности. Те же слова он говорил и Марич, но более искренне.

Эльза хотела не только приручить Эйнштейна, но и выйти за него замуж. Даже прежде, чем он переехал в Берлин, она в письмах просила его развестись с Марич. Ее борьба за Эйнштейна продолжалась долгие годы, пока она наконец не выиграла эту битву. Но тогда Эйнштейн еще не сдался. “Ты думаешь, – спрашивал он ее, – что легко получить развод, если у человека нет никаких доказательств вины партнера?” Она должна знать, что практически с сентября они с Марич живут раздельно, даже если он не собирается разводиться с ней. “Я отношусь к своей жене как к работнику, которого не могу уволить. У меня есть собственная спальня, и я избегаю оставаться с ней наедине”. Эльза расстраивалась, что Эйнштейн не хочет жениться на ней, и беспокоилась, что незаконные отношения с ним повредят репутации ее дочерей, но Эйнштейн настаивал, что такой выход – лучший 72.

Понятно, что Марич была подавлена перспективой переезда в Берлин. Там ей пришлось бы общаться с матерью Эйнштейна, которая никогда не любила ее, и с его двоюродной сестрой, которую она не без основания заподозрила в соперничестве. Кроме того, в Берлине к славянам зачастую относились даже менее терпимо, чем к евреям. “Моя жена постоянно жалуется мне на Берлин, кроме того, она боится родственников, – писал Эйнштейн Эльзе. – В каком-то смысле она права”. В другом письме он заметил, что Марич боится ее, и добавил: “Надеюсь, вполне обоснованно!” 73

И в самом деле, к этому моменту все его женщины: мать, сестра, жена и кузина – воевали друг с другом. Перед Рождеством 1913 года обнаружилось, что сражение Эйнштейна за обобщение теории относительности, кроме всего прочего, помогало избежать семейных неурядиц. В результате родилась еще одна красивая формулировка закона о том, как наука может спасти от чисто личных проблем: “Любовь к науке в этих условиях расцветает, – написал он Эльзе, – поскольку она помогает мне воспарить из юдоли слез в атмосферу покоя” 74.

Когда весной 1914 года близился переезд семьи в Берлин, Эдуард слег с ушной инфекцией, и Марич пришлось отвезти его на альпийский курорт, чтобы подлечить. Эйнштейн написал Эльзе: “В этом есть и свои плюсы”. Он сначала приедет в Берлин один, и “для того, чтобы насладиться” этой возможностью, он решил пропустить конференцию в Париже и приехать раньше.

В один из последних вечеров в Цюрихе они с Марич пришли в дом Гурвица на прощальный музыкальный вечер, опять посвященный Шуману, для того чтобы еще раз попытаться поднять ей настроение. Не удалось. Она весь вечер просидела в углу, ни с кем не заговаривая 75.

К апрелю 1914 года Эйнштейн обосновался в просторной квартире в доме, расположенном к западу от центра Берлина. Нашла ее Марич во время приезда в Берлин на рождественские каникулы после того, как ушная инфекция у Эдуарда прошла 76.

Семейные отношения портились и потому, что Эйнштейн очень много работал и был чрезвычайно утомлен. Он обустраивался на новом рабочем месте, а на самом деле – на трех новых местах. Кроме того, он эпизодически предпринимал судорожные попытки обобщить свою теорию относительности и связать ее с теорией гравитации. Например, в этот первый для него апрель в Берлине он затеял интенсивную переписку с Паулем Эренфестом насчет способов расчета силы, действующей на электроны, вращающиеся в магнитном поле. Он начал решать задачу, но понял, что решение неправильное. “Ангел слегка приоткрыл мне свое великолепие, – написал он Эренфесту, – а потом показались ослиные уши, и я убежал”.