Уолтер Айзексон - Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная

На следующий день Эйнштейн пришел на работу в Институт, но у него были боли в паху, и это было заметно. Ассистент спросил, все ли в порядке. Все в порядке, ответил Эйнштейн, а я нет.

Назавтра он остался дома – отчасти из-за того, что должен был приехать израильский консул, отчасти из-за того, что все еще чувствовал себя не достаточно хорошо. После того как гости уехали, он прилег поспать. Но Дукас вскоре услышала, что он бросился в ванную комнату, где у него произошел коллапс [104]. Врач дал ему морфин, который помог уснуть, а Дукас поставила свою кровать прямо рядом с его, чтобы иметь возможность всю ночь прикладывать лед к его пересохшим губам. Аорта Эйнштейна начала разрушаться 24.

На следующий день у него дома собрались врачи, предложившие после недолгих консультаций сделать операцию, которая, хотя и маловероятно, даст возможность восстановить аорту. Эйнштейн отказался. “Безвкусица – продлевать жизнь искусственным путем, – сказал он Дукас. – Я свое дело сделал, время уходить. И сделаю я это красиво”.

Он, однако, спросил, предстоит ли ему “ужасная смерть”. Врач ответил, что неясно. Боль от внутреннего кровоизлияния может оказаться мучительной. Но все может занять только минуту или, возможно, час. Дукас была очень взволнована. Эйнштейн улыбнулся ей и сказал: “У вас настоящая истерика – когда-нибудь мне предстояло уйти, и разве имеет значение когда” 25.

На следующее утро Дукас застала его в агонии, головы поднять он не мог. Она бросилась к телефону, и врач распорядился перевезти его в больницу. Сначала Эйнштейн отказывался, но после того, как ему сказали, что для Дукас это будет очень тяжело, он сдался. Волонтером, работавшим на скорой помощи, был политэкономист из Принстона. Эйнштейн был в состоянии поддерживать с ним оживленный разговор. Марго позвонила Гансу Альберту. Он прилетел из Сан-Франциско на самолете и вскоре был у постели отца. Экономист Отто Натан, тоже беженец из Германии, ставший близким другом Эйнштейна, приехал из Нью-Йорка.

Но Эйнштейн еще не вполне был готов умереть. В воскресенье, 17 апреля, он проснулся, чувствуя себя лучше. Он попросил Дукас дать ему очки, бумагу и карандаш и начал что-то считать. Он поговорил с Гансом Альбертом о своих научных планах, затем с Натаном о подстерегающих опасностях, в случае если Германии позволят перевооружиться. Указывая на свои уравнения, он полушутя пожаловался сыну: “Если бы я только лучше знал математику” 26. Более полувека он сокрушался о двух вещах: о немецком национализме и об ограниченности доступного ему математического аппарата. Именно об этом и были его последние слова.

Пока мог, он работал, а когда боль стала слишком сильной, уснул. В час ночи понедельника, 18 апреля, сестра услышала, что он пробормотал несколько слов по-немецки, понять которые она не могла. Аорта, напоминающая большой, наполненный водой шар, разорвалась, и в возрасте семидесяти шести лет Эйнштейн умер.

У его кровати лежал черновик речи ко Дню независимости Израиля. Она начиналась словами: “Сегодня я обращаюсь к вам не как гражданин Америки и не как еврей, а как человек” 27.

Здесь же, на тумбочке у кровати, лежало двенадцать страниц, испещренных уравнениями и изобиловавших вычеркиваниями и исправлениями 28. Он сражался до самого конца, стараясь отыскать ускользавшую от него единую теорию поля. И последним, что он написал перед тем, как заснуть в последний раз, была еще одна строчка из символов и чисел. Он надеялся, что она хоть на один маленький шажок приблизит его, а с ним и нас всех к возможности увидеть проявление духовного начала в законах Вселенной.

Кабинет Эйнштейна. Таким он его покинул.

Когда умер сэр Исаак Ньютон, гроб с его телом был выставлен для прощания в Иерусалимской палате Вестминстерского аббатства. Несли гроб лорд-канцлер, два герцога и три графа. У Эйнштейна могли бы быть такие же похороны: на них съехались бы важные персоны со всего света. Однако в тот же день, еще до того, как новость о его смерти облетела мир, он был кремирован в Трентоне. Так захотел он сам. На церемонии присутствовало двенадцать человек, среди них Ганс Альберт Эйнштейн, Хелен Дукас, Отто Натан и четыре члена семьи Бакки. Натан прочел несколько строк Гете, а затем отвез урну с прахом к протекающей неподалеку реке Делавэр, где и развеял его 1.