Уолтер Айзексон - Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная

Милликена в Калтехе активность Эйнштейна расстраивала, и он написал ему об этом. Эйнштейн ответил дипломатично. “Это не мое дело – проявлять настойчивость в вопросах, касающихся только граждан вашей страны”, – согласился он 76. Милликен, как и многие другие, считал политические воззрения Эйнштейна наивными. В какой-то мере так и было, но надо помнить, что, как выяснилось, сомнения Эйнштейна относительно справедливости осуждения парней из Скоттсборо и Муни оказались обоснованными, а история подтвердила необходимость выступлений в защиту расовой и социальной справедливости.

Несмотря на близость к сионистам, Эйнштейн симпатизировал и арабам, покидавшим свои дома из-за массового переселения евреев на те земли, которые затем стали территорией государства Израиль. Его слова оказались пророческими. “Если нам не удастся найти способ, позволяющий честно сотрудничать с арабами и заключать с ними справедливые договоренности, – написал он Вейцману в 1929 году, – значит, две тысячи лет страданий ничему нас не научили” 77.

Он предложил и Вейцману, и в открытом письме арабам создать “тайный совет”, состоящий из свободомыслящих, непредубежденных четырех евреев и четырех арабов. Его надо учредить, чтобы иметь возможность договариваться и принимать решения. “Два великих семитских народа, – говорил Эйнштейн, – имеют великое общее будущее”. Если евреям не удастся добиться, чтобы оба народа жили в мире и согласии, предупреждал он друзей из сионистского движения, в грядущих десятилетиях борьба будет их уделом 78. И опять его посчитали наивным.

В 1932 году из Международной комиссии по интеллектуальному сотрудничеству при Лиге наций Эйнштейну поступило предложение обсудить, обмениваясь письмами, с кем-либо из философов по его выбору вопросы войны, мира и политики. В качестве своего корреспондента Эйнштейн выбрал Зигмунда Фрейда, еще одного из великих интеллектуалов своего времени и кумира пацифистов. Эйнштейн начал с идеи, которую вынашивал годами. Искоренение войн, считал он, потребует от государств поступиться до известной степени суверенитетом, делегировав часть своих полномочий “наднациональной организации, правомочной выносить решения и обладающей неоспоримыми правами добиваться неукоснительного выполнения ее вердиктов”. Иными словами, должна быть создана некая властная международная структура, более влиятельная, чем Лига наций.

Национализм отталкивал Эйнштейна еще в те времена, когда его, подростка, так раздражал немецкий милитаризм. Одним из постулатов, на основе которых он строил свои политические взгляды, была поддержка интернациональной или “наднациональной” общности, способной преодолеть хаос национальных суверенитетов путем переговоров. Этот постулат остался неизменным даже после того, как возвышение Гитлера поколебало его отношение к пацифизму.

“Усилия по обеспечению международной безопасности, – писал Эйнштейн Фрейду, – требуют безоговорочного отказа каждого из государств от полной свободы действий – то есть в какой-то мере от своего суверенитета, – и ясно, что ни на каком другом пути добиться такой безопасности нельзя”. Много лет спустя Эйнштейн еще больше был склонен считать, что только так можно преодолеть военные угрозы атомной эры, наступлению которой способствовал он сам.

Эйнштейн закончил письмо вопросом, обращенным к “эксперту, разбирающемуся в инстинктах человека”. Поскольку человеку свойственна “жажда ненависти и разрушения”, правители могут манипулировать этими чувствами, раздувая милитаристский экстаз. “Возможно ли, – спрашивал Эйнштейн, – установить контроль над развитием психики человека, чтобы обезопасить его от таких психозов, как ненависть и уничтожение?” 79

Сложный и витиеватый ответ Фрейда был безрадостен. “Вы предполагаете, что в людях есть некий активно проявляющийся инстинкт ненависти и уничтожения, – писал он. – Я полностью с вами согласен”. Психоаналитики пришли к выводу, что есть два переплетенных между собой типа инстинктов человека: “во-первых, инстинкты, стремящиеся сохранить и объединить, которые мы называем “эротическими”… и, во-вторых, другие, призывающие к разрушению и убийству, которые мы ассоциируем с агрессивными или деструктивными побуждениями”. Фрейд предостерегает от навешивания на них ярлыков “добро” и “зло”. “Каждый из этих инстинктов необходим ровно в той же мере, что и противоположный. И все явления жизни проистекают от их активности, их взаимодействия либо противодействия друг другу.