Уолтер Айзексон - Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная

Эйнштейн говорил через переводчика. Прежде всего он сделал заявление, выразив надежду, что ему “удастся заручиться поддержкой, как материальной, так и моральной, американских евреев для строительства Еврейского университета в Иерусалиме”. Но журналистов больше интересовала теория относительности, и первый же интервьюер попросил его в двух словах – одним предложением – описать эту теорию. Во время своей поездки с подобной просьбой он сталкивался практически везде. “Всю свою жизнь я пытаюсь сделать это в одной книге, – ответил Эйнштейн, – а он хочет, чтобы я это сделал в одном предложении!” Его упрашивали, и он, не вдаваясь в подробности, сформулировал суть этой теории так: “С точки зрения физики это теория пространства и времен, приводящая к теории гравитации”.

Что можно сказать о тех, особенно в Германии, кто нападает на эту теорию? “Ничто из того, что мы знаем, не противоречит моей теории, – ответил он. – А те физики, которые выступают против этой теории, руководствуются политическими мотивами”.

Каковы эти политические мотивы? “Ими прежде всего движет антисемитизм”, – ответил он.

Наконец переводчик объявил, что пресс-конференция закончена. “Надеюсь, я экзамен выдержал”, – сказал Эйнштейн с улыбкой.

Когда они уже уходили, Эльзу спросили, понимает ли она теорию относительности. “Ох, нет, – ответила Эльза, – хотя он объяснял мне ее много раз. Но, чтобы быть счастливой, мне это и не нужно” 37.

В Бэттери-парке тысячи зрителей под звуки дудок и барабанов корпуса Еврейского легиона ожидали, когда мэр и другие важные персоны на полицейском буксире доставят Эйнштейна на берег. Развевались бело-голубые флаги, толпа пела “Знамя, усыпанное звёздами” и гимн сионистов “Ха-Тиква”.

Эйнштейн и Вейцман намеревались сразу поехать в отель “Коммодор”, расположенный в районе Среднего Манхэттена. Вместо этого до позднего вечера их автомобильный кортеж колесил по еврейским пригородам Нижнего Ист-Сайда. “У каждого автомобиля был свой клаксон, и не один из них не безмолвствовал, – вспоминал Вейцман. – До “Коммодора” мы добрались только около 11:30, усталые, голодные, измученные жаждой и совершенно ошеломленные” 38.

На следующий день к Эйнштейну потянулась бесконечная процессия визитеров, так что он, проявив, по выражению Times, “необычное добросердечие”, был вынужден дать еще одну пресс-конференцию. У него спросили, с чем связан столь беспрецедентный взрыв общественного интереса к его персоне. Он признался, что и сам удивлен. Может быть, психолог сумеет ответить на вопрос, почему люди, обычно не обращающие внимания на науку, проявляют к нему такой интерес. “Кажется, что это какая-то психопатология”, – сказал он со смехом 39.

Позднее на той же неделе Вейцмана и Эйнштейна официально принимали в мэрии Нью-Йорка. Чтобы послушать выступления, в парке по соседству собралось около 10 тыс. возбужденных зрителей. Вейцману достались вежливые аплодисменты. Но Эйнштейн-как еще до того, как он успел что-то сказать, был встречен “бурными овациями”. “Неистовый гул одобрения” пронесся, как только его представили. “Когда доктор Эйнштейн вышел, – сообщал репортер нью-йоркской газеты Evening Post, – коллеги подхватили его на плечи, внесли в автомобиль, и триумфальная процессия двинулась. Машина пробиралась среди размахивающей флагами и выкрикивающей приветствия толпы” 40.

Одним из гостей, пришедших к Эйнштейну в отель “Коммодор”, был врач, иммигрант из Германии Макс Талми. Раньше, будучи бедным студентом в Мюнхене, он звался Максом Талмудом. Это был друг семьи, который первым ввел маленького Эйнштейна в мир математики и философии. Талми был не уверен, вспомнит ли его теперь знаменитый ученый.

Эйнштейн помнил. “Он не видел меня и не переписывался со мной девятнадцать лет, – заметил позднее Талми. – Несмотря на это, лишь я зашел в его комнату в отеле, он воскликнул: “Вы совсем не изменились; выглядите так же, как в юности!”” 41Они говорили о мюнхенских временах, о том, как сложилась жизнь каждого из них. Во время разговора Эйнштейн пригласил Талми заходить в любое время и даже зашел к нему в номер, чтобы познакомиться с его молоденькими дочерьми.

Хотя он говорил по-немецки о каких-то невразумительных теориях или стоял молча, в то время как Вейцман уговорами и обещаниями пытался собрать деньги на еврейские поселения в Палестине, везде в Нью-Йорке, где только появлялся Эйнштейн, собирались огромные толпы. В один из дней The New York Times сообщила: “В Метрополитен-опера были заняты все места, от оркестровой ямы до последнего ряда галерки, сотни людей стояли в проходах”. На той же неделе про другую лекцию газета опять писала: “Он говорил по-немецки, но жаждущие увидеть и услышать человека, который дополнил научную концепцию Вселенной новой теорией пространства, времени и движения, заняли все места в зале” 42.