Стефан Цвейг - Вчерашний мир. Воспоминания европейца

Однако на этот раз я имел дело не с татарином, пожелавшим стать моим благодетелем. Этот ловец человеческих душ явно был рангом повыше и предпочитал не ходить вокруг да около. Он стал называть имена и точные адреса моих друзей и знакомых: назвал Алексея Германа, имена моих однокурсников, а также двух студентов-философов из Университета, у которых я частенько бывал в гостях. «Нас интересует буквально все, – сказал он мне. – Все: о чем они говорят, что читают и откуда берут книги». Он уверен, что я достаточно умный и интеллигентный молодой человек, чтобы понять все правильно. Нужен контроль, который в конечном счете способствует созданию в стране нормальной атмосферы, которую наши враги пытаются разрушить всяческими способами. Например, нелегальным ввозом антисоветской литературы, на которую столь падки некоторые студенты, особенно философского факультета, да и легкомысленные студенты театрального. Впрочем, и в моем институте такие тоже найдутся. Разумеется, моя помощь будет по достоинству вознаграждена, а беспокоиться, что об этом кто-то узнает, абсолютно нечего.

Все очень просто: достаточно телефонного звонка, не под своим, разумеется, именем, если будет что сообщить. Но я, изображая провинциального дурачка, ссылался на то, что у меня нет никакого опыта, в жизни такими делами не занимался, и я бы сначала, если, конечно, можно, хотел бы по этому поводу посоветоваться с одним человеком. Я ему полностью доверяю и многим обязан. И тут, уступая его напору, выдавливаю из себя: «Юрий Павлович Герман». И мой собеседник клюнул, отрицательно замотал головой. Нет-нет, это совсем не обязательно, зачем отрывать его от работы? К тому же, как мне известно, все, о чем мы здесь говорили, должно – в наших же интересах – остаться между нами. Я уже достаточно взрослый, чтобы все тщательно взвесить и убедиться, что наше сотрудничество необходимо.

Обдумывать, собственно, было нечего, но меня не оставляли в покое: приглашали еще несколько раз, пытались давить, угрожать. Страна наша очень большая, разъясняли они мне, и может случиться так, что в один прекрасный день я окажусь где-нибудь далеко-далеко на Севере или в Сибири. А я отвечал, что воспитан так, что не боюсь оказаться в любом месте, в любом конце необъятной нашей страны и везде буду чувствовать себя хорошо, поскольку буду среди советских людей. Возможно, я просто недооценивал их угрозы, грешил излишней самоуверенностью, как будто каждый день покорял Эверест.

Перенесусь лет на десять вперед. Взяв на несколько дней отпуск, я отправился под Зеленогорск, в «Северную Ривьеру». Это была такая небольшая гостиница на берегу залива, рядом с высокой горой и чистым прудом, – место, куда я повадился наезжать еще студентом, обычно на зимних каникулах и в теплой компании. Наша компания к тому же была и очень веселой. При заселении в гостиницу полагалось заполнить большую анкету, в частности указать цель прибытия, и мы – не без участия небезызвестного любимого нами О. Генри – дружно как-то ответили: «Ограбление местного банка». Тогда нам это сошло: анкеты никто не читал в те времена. Но прошли годы, и от былого гостеприимства ничего не осталось, как не стало зеркальной глади пруда перед гостиницей, по которому раньше плавали лебеди. Вместо него перед гостиницей протянулось грязное отвратительное болото. Уцелела только гора, все еще высокая и крутая: как видно, с ней ничего не могли поделать. Такая крутая, что гору назвали Лоб. В былые годы мы лихо съезжали со Лба на лыжах, но когда я снова поднялся на эту гору и глянул вниз, то невольно отпрянул назад: не верилось, что я был таким отважным, что рисковал сломать себе шею. Но это было, и было не раз: молодость безрассудна. И я, постояв в нерешительности, хотел уже развернуть свои лыжи назад, как вдруг из-за моей спины выпорхнула девушка лет семнадцати-восемнадцати – вот она на мгновение рядом со мной и вот, не дав себя разглядеть, устремилась вниз, – и точно меня кто-то подтолкнул. Не раздумывая, я ринулся за нею. Встречный ветер выбивал слезы из глаз, а колени дрожали от страха. Не знаю, как я очутился внизу, да еще живой. Весь в холодном поту, я поклялся, что больше такого лихачества не допущу: всему свое время. А потом, подумал я, может, дело не только в возрасте?

За прошедшие годы я набрался достаточно страха – он гнездится во мне, предупреждает меня об опасности, он не дает мне опрометчиво бросаться вниз головой со Лба, не обдумав последствия, сообщает, что отвага юного беззаботного студента больше не вернется и, возможно, в дальнейшем мне придется колебаться, взвешивать и искать компромиссы. Наверное, мне повезло, что мой роман с КГБ завязался тогда, когда страх не вязал мне руки и ноги, не прошибал меня липким холодным потом, когда я мог отважно скатиться со Лба, не задумываясь о последствиях.