Бишетка рассердилась. Ладно еще, что Товитка подговаривает гостей уходить, но зачем так рано.
- Не огорчайте меня, - пропищала Бишетка, - еще только половина двенадцатого.
Товитка, не обращая внимания на ее просьбу, повторила:
- Ну что, идете?
Он ясно представил себе, как будет отвозить Товитку домой.
По дороге они, может, заедут к нему? Но, чтобы забрать ее к себе из кафе "Трио", ее сначала надо там отыскать. И с кем? И рядом с кем? Скажем, столик к столику с кем-нибудь из круга Бялолуских. Молодежь, принадлежавшая к этому кругу, каждый вечер бывала повсюду.
- Кто идет? - Он, словно часовой, не спрашивал, а скорее предостерегал.
Товитка назвала его, себя и осеклась. Догадалась, что такая компания его не устраивает. Сказала:
- Все!
Бишетка обстоятельно обдумала свое положение.
- Я? Не знаю! Я тут как капитан, могу уйти лишь последней.
Надо защищаться, сопротивляться, размышлял Тужицкий.
Может, пойти и в худшем случае, то есть если наткнешься там на сплетников, улизнуть! А послезавтра сразу же устроить сцену.
Мол, с кем ты гак долго разговаривала. Дескать, непристойно танцевала. Хорошо, хорошо. Но таким образом можно испортить себе все послезавтрашнее свидание.
- Они уже уходят! - жалуясь на свою судьбу, Бишетка искала спасения у Кристины Медекши.
Тужицкий раскопал, что они родственники. Такие далекие, что Кристине и в голову не пришло перейти с ним на "ты". Дабы не упустить вы.о;"ь1 от пусть и столь слабых кровных уз между их семьями, Мужицкий навязал ей шутливую, как бы в кавычках, форму обращения:
- Вы, кузина, тоже идете?
Старуха Бялолуская была о ней не лучшего мнения, но в этой ситуации Кристина вполне могла бы, с точки зрения света, послужить ему прикрытием. Дескать, старый князь Медекша поручил ему опекать дочь, вот что скажут. Седьмая вода на киселе. Ну да все же.
- Еще не знаю. Ельский куда-то запропастился.
Она поискала глазами. Чатковский, Скирлинский, Говорек.
Куда они все подевались?
Тужицкий облегченно вздохнул.
- Видите, еще рано. Никто не уходит.
- Вот и нет. Костопольский, Дитрих, Черский, Яшча, - Товитка подслушала, - они уже собираются.
- Ну и на здоровье. - Тужицкий терпеть не мог министров вообще. - О! Они отлетают на танцы всегда раньше нас. Молодежь сдержаннее. Она тоже не в состоянии обойтись без ресторации. Но по крайней мере умеет оттянуть время.
Товитка вся бурлила. Она способна создавать самые нелепые сложности людям. Но совершенно не умела войти в положение других. Резко повернулась. Ушла. Тужицкий все понял и прикусил губу.
- Значит, она первая устроит мне скандал. Бог ты мой, - вздохнул он, и мне же теперь извиняться. Начинается.
- Так что с этим домом? - нервничая, Бишетка возвращала Тужицкого к оставленной им теме. - Вы должны построить его нам в пример.
- Ах, дом, - ухватился он за эту мысль, обрадовавшись, но всего только на миг.
Он следил, как по комнатам, расположенным анфиладой, носится Товитка, то и дело к кому-то склоняясь. И каждый тотчас же поднимался, у нее уже два, три. четыре добровольца.
Она всех мужчин утянет с приема. Каждому говорит, что должна пойти именно с ним. Как они все уставятся друг на друга. Может, кое-кто и испугается, увидев остальных. Но все-никогда. И он.
Стало быть, мог бы от нее отделаться. И жди потом вечера вроде сегодняшнего! Он не мог. Она сильно влекла ею к себе.
Невыносима сама мысль, что губы, живот, грудь, ноги, к которым он прикасался, - все это через час может стать убежищем для другого. Он знал, как за нею бегают. До сих пор он привередничал. Теперь, от одной мысли, что ее нет, сорвался с
места. Что-то буркнул Бишетке. Он только узнает, идут ли они!
- Ну? - Она стояла у дверей, ведущих в сад.
Он толкнул ее отнюдь не слегка. Хочу ее, простонал он, и с плеч долой! Кто-то заглядывал ему через плечо. Несколько мужчин толпилось вокруг нее. На каменных квадратах пола лежали их тени. Четкие, все стояли рядышком.
- Видишь, - проговорила она дрожащим голосом, который хотел его.
Отчаянное положение! Называет на "ты", все слышат. Опасность, неприятность, бестактность! Покончить со всем поскорее.
Порвать можно безболезненно. Из-за того и такая спешка. Какое облегчение будет не иметь с нею ничего общего. При ней его все еще удерживает властный зов-слиться с нею. Иначе не бросишь. Он сжимает Товитке руки.
- Ну вот, - она, вроде бы еще жалуясь, мурлычет, словно кошка.
Прикасается к лицу, поворачивает его в сад. Велит смотреть в небо. В душе его такая сумятица, что он не в состоянии отличить звезд от фонарей. Плетет какие-то глупости. Товитка прижимается спиной к его груди, напирает на него, надвигается. От ее тела его рассудок замутнен. Что она делает!
Читать дальше