Тадеуш Бреза - Стены Иерихона

Чатковский решил, что момент сейчас самый подходящий.

Замахал рукой и, выделяя каждое слово, проговорил:

- Все зависит, от кого!

Говорек засуетился и, словно догадавшись, о чем речь, крикнул, будто сделал открытие:

- Так вот оно что!

А Дылонг откинулся на спинку стула. Посерьезнел, весь подобрался, будто ему достался трудный вопрос на экзамене.

Ответ был ему по силам. Надо только сложить вместе все его части. Хитра их уловка, одному, без точки опоры, отдаться на милость памяти, причуд мысли.

- Сейчас, сейчас! - попросил он минуту тишины. Подробности потом! Тут ведь речь идет, рассуждал он сам с собой, о самом принципе этой, что тут много говорить, провокации, чреватой огромным риском для Папары, провокации, в которой Папаре отводилась роль приманки. Хорошо ли это? Просто бенефис, да и только, - буркнул он, поморщившись.

Чатковский разозлился. Нюх у него был отличный. Не согласится! Но Дылонг ничего еще не решил. Он пытался пошире взглянуть на дело. По ступенькам поднимался и поднимался все выше, он пошел бы на все, однако опасался, стоит ли втягивать в акцию самого Папару. Папара не должен играть! Вождь-слово, у которого нет пассивной грани. Так как же использовать его в подобной роли?

- Ты так красиво говорил о вожде, но, выходит, не очень-то ясно представляешь себе, чем должен быть Папара, - наставительно начал Говорек. - Для тебя он немного римский папа, немного главнокомандующий, а не вождь. Вождь потому и вождь, что он ведет за собой, тащит, он в первом ряду, он похож на любого другого солдата, только самый лучший. Вождь-это не профессионализм, не какое-нибудь чертовски усердное умение руководить, какого нет ни у кого! Фош был типичный главнокомандующий, собаку в своем деле съел. В этом отношении у вождя может и маковой росинки во рту не быть. Его мудрость не от мира сего. Но он и не папа, который словно центр круга. Все к нему сбегается, все вертится вокруг него. А он ни с места. Ты бы Папаре запретил даже пальцем шевельнуть.

Дылонг огрызнулся:

- А ты обошелся с ним еще чище. С этой акцией, что это должно было быть? - резко спросил он.

- Должно было? - удивился Говорек. - Ничего он еще, по существу, не знает. С первых же слов проект ему не понравился.

Он его тут же перечеркнул. И уже заявляет при этом-должно было! А я тебе говорю, будет.

- Логики побольше, - окрысился в ответ Дылонг. - Без меня у вас ничего не выйдет. Вы меня сюда и зазвали затем, чтобы достать людей. Если я не соглашусь, так и делу конец!

- Да нет же! - стал растолковывать Чатковский. - Ты сначала послушай. Папара на публике показывается редко. Все больше сидит в помещении партии, куда никто из его врагов и не попытается прорваться, да еще в университете, где крутится довольно много его сторонников. Но скоро перестанут крутиться.

Каникулы! А Папара все равно будет бывать там в связи с выдвижением своей кандидатуры. Он взял дежурство на кафедре!

Если коммунисты захотят напасть на него, то именно сейчас.

Они смело могут рассчитывать, что хозяева положения-они.

Все выглядело бы весьма правдоподобно.

Планирование акции усыпило в Дылонге моралиста и политика. В нем пробудился стратег.

- А куда ты наших людей поставишь?

Чатковский принялся объяснять, оживленно жестикулируя.

- Двери аудитории выходят на лестничную клетку, таков путь Папары. Именно там он пойдет, а как дежурныйпоследним. Тут-то к нему и пристанут. Вроде бы никто там ему помочь и не сможет. Если сообразят, закроют на засов двери во двор. И будут сидеть себе с Папарой на лестничной клетке, запертой со всех сторон, сколько душе угодно. Могут с ним преспокойно разделаться. Сверху нет никого, а если кто во дворе что пронюхает, начнет с того, что попытается проникнуть через входную дверь, а у них там, по другую сторону лестничной клетки, окно. Выпрыгнут в университетский сад, только их и видели.

- Ну хорошо, это они, - второй раз о том же самом спросил Дылонг. - А мы?

- А мы! - Чатковский рассмеялся. - А мы! - В душе Дылонг уже был с ними.

- Что ты ржешь, - не сдержался Дылонг. - Говори!

- А мы, - и Чатковский снова улыбнулся, - отделаем их как следует. Но сперва! Все помните ту лестничную клетку?

Кристина поспешила сказать, что она не помнит.

- Только вы одна! - пренебрежительно заметил Чатковский. - Не беда! Женщин там не будет, ни одной. Так вот, - и он обратился к мужчинам, сколько дверей на той лестничной клетке? Во двор, это одна, - стал считать он, - в аудиторию вторая. И все?