Гейвин Максвелл - Лети к своим собратьям, ворон

Теперь, когда я сам стал за штурвал, стало как бы темнее. Оба двигателя были на малом газу, мы шли против течения параллельно берегу на скорости около четырёх узлов. Минуту-другую спустя Джимми крикнул мне:

- Ради бога, прими левее, прибавь оборотов у правого двигателя, ты ведь не знаешь, насколько нас относит течением вправо.

Послушался бы я его тогда, и всё было бы в порядке, но в это время голос с другой стороны сказал:

- Вы идёте верно, так и держите, мы сейчас в чистой воде.

Я пошёл прежним курсом. Кажется, я помню, как страшно завопил Джимми, прежде чем мы ударились. Я не мог слушать сразу двоих, и послушался не того. Может быть, он был уставшим, так как денёк у нас был долгим и трудным, и всё же было достаточно темно, так что определить расстояние до берега было очень трудно.

Итак, во второй раз за четыре года я почувствовал болезненный толчок киля о камень, это была чуть ли не физическая боль, меня чуть ли не стошнило от стыда, когда я понял, что совершил грубейшую ошибку со всеми далеко идущими последствиями. Мы шли медленно, а сила прибоя была весьма большой, и мне подумалось, что удастся снять корабль с камня, если дать полный назад обоими двигателями, но я не учёл того, что чем быстрее было течение, тем больше камень не давал ходу. Я помню множество подробностей. Помню, когда понял, что он не стронется с места, я попробовал найти пачку сигарет, которая свалилась с полки у штурвала мне под ноги, и что прошли долгие секунды, прежде чем я сумел достать сигарету и закурить. Помню, как Джимми спрыгнул в рулевую рубку через боковой люк и сказал:

- Ты не виноват, Гейвин, - давай я налью тебе виски, и положись во всём на нас.

Он прекрасно понимал моё состояние, а я ничего не мог ему ответить. Вот так же, ещё когда я был ребёнком, я никак не мог отреагировать должным образом на какую-нибудь ситуацию. И вот я отвернулся от него, посмотрел в окно по левому борту на темнеющие на холодном светлом фоне холмы Ская и глухо сказал:

- Не хочу. Спусти, пожалуйста, шлюпку, и отправляйтесь за помощью. Я виноват, что не послушался тебя.

Так как жена нашего помощника была уже в пути на своей машине, помощи нам пришлось ждать не очень долго. Тем временем я оставался на борту один и пробовал оценить обстановку. Корабль застрял носом до середины корпуса, нос задрался вверх, но всё же киль был свободен. Вода в него не попадала, и я посчитал, что его можно будет снять буксиром за корму. Я приготовил кормовой канат, линь и стал ждать.

Прошло, вероятно, минут двадцать, ну от силы полчаса, пока прибыла помощь, но мне это время показалось значительно дольше. Буксир прошёл перед носом "Полярной звезды", моторы его ужасно шумели, и я еле расслышал, как шкипер крикнул мне:

- Бросай мне буксирный линь!

Носовой канат был не готов, так как тянуть его за нос, значило лишь ещё крепче посадить его на тот камень, куда он уже сел. Мегафона у меня не было. Я орал, вопил и показывал, что собираюсь подать ему кормовой канат. Над рёвом моторов яедва расслышал голос капитана:

- Я не слышу вас из-за двигателей. Отлив сейчас очень сильный, и нам некогда здесь торчать. Бросайте нам носовой канат, и поживее!

Кто-то из нашей команды уже вернулся на борт "Полярной звезды" к этому времени.

В полном отчаянье я призвал их в свидетели того, что считаю такое предложение катастрофическим, и если кто-то и подаст носовой канат, то это буду не я.

Я полностью отстранился от дела, пошёл вниз и сел в кормовой рубке, уставившись вниз на бледные потоки морского течения, начиная ненавидеть море ещё сильнее, чем я раньше боялся его.

Носовой буксирный канат протащил "Полярную звезду" несколько футов вперёд на камни. При этом раздался такой жуткий скрежет со стороны киля, что я понял, если до сих пор корабль был ещё не повреждён, то теперь-то уж точно. После этого уже больше ничего нельзя было сделать, и лишь несколько часов спустя наступил прилив и снял его с мели. И нельзя сказать, что виноват был спасатель, у него просто не было времени как следует оценить обстановку.

Когда вода ушла с отливом, корабль стал крениться на бок, но так как днище у него почти плоское, он так и не достиг критического угла. Было очень холодно, а застёжки моей штормовки все сломались у ворота. Постепенно горы стали принимать свои подлинные очертания на фоне бледно-зелёного неба. При максимальном отливе позади нас показалась длинная гряда блестевших водорослями камней, камней, над которыми мы прошли буквально в нескольких сантиметрах. Весь последний кабельтов нашего пути мы прошли метров на тридцать ближе к берегу, чем следовало.