Джон Стейнбек - Жемчужина

Толпа в дверях дрогнула и расступилась, давая дорогу троим скупщикам. Толпа примолкла теперь, боясь упустить хоть слово, боясь прозевать малейшее движение, малейший взгляд. Кино тоже молчал - молчал настороженно. И вдруг он почувствовал, что его потянули сзади за рубашку, и, оглянувшись, посмотрел в глаза Хуаны, и когда он отвернулся от нее, новые силы прихлынули ему к сердцу.

Скупщики смотрели куда угодно, только не друг на друга и не на жемчужину. Тот, что сидел за столом, сказал:

- Я оценил вот эту жемчужину. Ее хозяин не согласен с моей оценкой. Прошу вас взглянуть на эту... эту вещь и определить ее стоимость. Учти,обратился он к Кино, что я не назвал суммы, которую предложил тебе. Первый скупщик, тощий, жилистый, словно только сейчас увидел жемчужину. Он взял ее, быстро покатал между большим и указательным пальцами и презрительным жестом бросил в лоток.

- Меня можете не принимать в расчет,- сухо проговорил он.- Я ничего не дам. Мне такая не нужна. Это не жемчужина... Это какое-то чудовище.Его тонкие губы сжались еле заметной полоской.

Теперь второй скупщик, маленький, с тихим, робким голосом, взял жемчужину, внимательно осмотрел ее. Он вынул лупу из кармана и посмотрел на жемчужину еще раз. И негромко рассмеялся.

- Искусственные и то бывают лучше,- сказал второй скупщик.- Мне такие попадались. Она мягкая, рыхлая. Через несколько месяцев потускнеет и умрет. Смотри...- Он протянул лупу Кино, показал, как пользоваться ею, и Кино, которому никогда не приходилось разглядывать жемчуг сквозь увеличительное стекло, испугался, увидев, какая странная поверхность у его жемчужины.

Третий скупщик взял ее у Кино.

- Один мой клиент интересуется такими вещами, сказал он.- Даю пятьсот песо, а ему, может быть, продам зa шестьсот.

Кино быстро протянул руку и выхватил жемчужину у него из пальцев. Он завернул ее в замшевый лоскут и сунул за пазуху.

Человек, сидевший за столом, сказал:

- Я, конечно, набитый дурак, но от своей цены не отступлюсь. Даю по-прежнему тысячу песо. Что это ты? - удивился он, когда Кино спрятал жемчужину.

- Вы меня обманываете!- гневно крикнул Кино. Я не буду продавать здесь свою жемчужину. Я поеду в другой город, может быть, даже в столицу.

Скупщики быстро переглянулись. Они поняли, что переборщили; они знали, что им влетит за такой промах, и тогда человек, сидевший за столом, быстро проговорил:

- Хорошо, даю полторы тысячи.

Кино повернулся и, расталкивая соседей, пошел к двери. Жужжание голосов доносилось до него смутно, сквозь яростный гул крови в ушах, и, пробившись к выходу, он зашагал прочь от конторы. Хуана рысцой поспевала за ним.

Когда наступил вечер, соседи разошлись по домам и, ужиная кукурузными лепешками и фасолью, обсуждали важные события этого дня. Трудно сказать, где правда. Слов нет, жемчужина красивая, но они впервые видят такую, а скупщики разбираются в жемчуге лучше всех. "И вы помните?- говорили они.- Скупщики не советовались друг с другом, и все трое признали, что жемчужина не имеет никакой цены".

- А может, они сговорились заранее?

- Если это так, значит, нас обманывают всю нашу жизнь.

Может быть, говорили некоторые, может быть, Кино не следовало отказываться от полутора тысяч песо. Это большие деньги, он таких денег и в руках не держал. Может быть. Кино безмозглый дурак? А что, если он и в самом деле поедет в столицу и не найдет там покупателя на свою жемчужину? Такое трудно пережить. Вот теперь, говорили трусливые, теперь когда Кино пошел наперекор этим скупщикам, они вовсе не захотят иметь с ним дело. Может быть, Кино сам положил голову на плаху, сам погубил себя.

Другие же говорили: "Кино отважный человек, такого человека не запугаешь; он прав". И они гордились своим соседом Кино.

А Кино, опустив голову, сидел на циновке у себя в хижине и думал. Жемчужина была зарыта под камнем у костра. Кино долго, не отрываясь, смотрел на пеструю циновку, и у него уже начинало рябить в глазах. Он потерял свой мир, а нового не нашел. И Кино было страшно. Еще ни разу в жизни нс случалось ему далеко уходить из дому. Чужие люди, чужие места страшили его. Он представлял себе это чудовище, что зовется столицей, чудовище, где все чужое. Оно притаилось за морем, за горами, до него тысячи миль, и каждая чужая, страшная миля внушала Кино ужас. Но он потерял свой старый мир, и теперь ему надо было пробираться в новый, ибо его мечта о будущем была реальна, уничтожить ее никто не мог. Он сказал "я пойду", и это "пойду" тоже обрело реальность. Решиться пойти и сказать об этом вслух - все равно что быть на поли, к цели.