Вячеслав Вигриян - Перемещенный

Какая-то темная тень пронеслась совсем рядом, обдав Степана порывом ветра со специфическим сладковатым запахом. Он знал этот запах, знал слишком хорошо. Трупный запах ни с чем не спутаешь, даже самые дорогие французские духи не в состоянии полностью забить его. Тем более что тварь, прошмыгнувшая мимо Степана, явно духами не пользовалась. Он выстрелил на слух, и черноту ночи пронзил дикий, нечеловеческий крик. А потом закричала Женя. Страшно, на одной ноте. Нервы Степана не выдержали, и он рванулся к ней, наткнулся по дороге на что-то твердое, кожистое и, невзирая на страшный удар, что обрушился ему на голову, оторвал это «что-то» от Жени, поднял над собой и изо всех сил грохнул об землю, а затем, не давая ему опомниться, навалился сверху, разрядил всю обойму во вздрагивающее тело и заорал сам, перекрывая шум завязавшейся потасовки.

Твари напирали со всех сторон. Степан чувствовал это, слышал как отбиваются его ребята. Изредка тьму разрывали вспышки выстрелов их винтовок.

— Лежаать!!! — послышался резкий, словно удар хлыста, вопль Дмитрия Бавина и Степан повиновался. Тело среагировало само, так как мозг, оглушенный ударом, был уже не в состоянии отслеживать ситуацию и принимать какие-либо решения. Степан упал и ощутил, как над ним полетели пули. Множество пуль. Бавин стрелял из пулемета не короткими экономными очередями, как полагалось, а высадил всю ленту сразу, ничуть не заботясь о сохранности чрезмерно перегревшегося ствола.

Этого их противникам оказалось достаточно. Мгновение — и они исчезли. Лишь затихающие вдали стоны свидетельствовали о том кошмаре, который только что удалось пережить.

— Костер, — прохрипел Степан. Голова у него кружилась все сильнее, непокорная земля так и норовила выскользнуть из-под ног.

Его поняли. Кто-то из членов его отряда быстро расшевелил угли и навалил на них сверху кучу хвороста.

— Женя, жива?

— Да, кажется.

— Юра?

— Тут я, — откликнулась темная фигура у костра. Тот упорно не хотел разгораться. Тогда Радченко что есть мочи дунул на угли, и практически сразу алчное пламя вздыбилось кверху, пожирая сухой как порох валежник и освещая попутно картину ночного побоища.

К счастью, все его ребята были живы. Перепуганы, конечно, с белыми как мел лицами, но, тем не менее, видимых повреждений ни у кого не наблюдалось. Разве что Женя прихрамывала сильнее, чем обычно.

— Господи, а это еще что? — он только сейчас обратил внимание на большую черную тушу, на которую пялились все остальные. Птица. Жирная, уродливая, с иссиня-черным оперением и мощными когтистыми лапами, покрытыми твердыми роговыми пластинами. Морду ее венчал длинный остроконечный клюв. Падальщик, гриф. Пожалуй, такие приходили ассоциации при взгляде на застывшее на земле тело. Только вот размеры… Не со Степана, конечно, но, если поставить тварь на лапы, Жене в аккурат под подбородок будет. Он завертел головой по сторонам и насчитал еще три точно таких же трупа. Еще одна птица, четвертая, была пока жива. Она лежала на боку, изредка подергивая черным как смоль крылом.

— Вы ранены?

Степан только сейчас сообразил что уже не стоит, а лежит на земле, прислонившись щекой к ее нагретой за день поверхности и ощутил, как по темени его стекает вязкая, как патока, кровь.

— У него голова пробита! — послышался испуганный голос Федотова и Степан поплыл, удаляясь все дальше и дальше. Плыл до тех пор, пока его не накрыла волна бездумного, всепоглощающего забвения.

— Как вы думаете, он выживет?

— Врядли. Тяжелая черепно-мозговая травма, большая кровопотеря. Если сейчас же не доставить его в госпиталь — наверняка помрет, как пить дать, — Радченко наматывал круги вокруг лежащего на животе Степана. Остальные сгрудились около потухшего костра: испуганные, молчаливые, явно не знающие, что предпринять в этой безвыходной ситуации.

— А если его переносить нельзя? — Женя говорила спокойным, рассудительным голосом. Никаких лишних эмоций, никакой паники. Взрослеет чтоли девка?

Степан открыл глаза, выплюнул изо рта невесть откуда взявшийся там клочок травы вперемешку с землей и поднялся на ноги, превозмогая очаг тупой ноющей боли. На него посмотрели дико, как на внезапно вставшего из могилы покойника.

— Чего вылупились? А ну бегом собрали свои пожитки в охапку и пошли!

— Так вам же ходить нельзя! — попробовал было запротестовать Ряднов и тотчас же был удостоен чувствительного пинка чуть пониже спины.