Вячеслав Вигриян - Перемещенный

— Спасибо.

Отдав честь, обер-ефрейтор круто развернулся и поспешил к шестерке часовых, что с тревогой следили за исходом переговоров.

— Почему не убил? — в голосе Грини отчетливо прозвучали нотки осуждения.

Похоже точно такого же мнения были и Осип, и сам Клекрий, стоявший чуть поодаль с ехидной полуулыбкой на обветренных губах.

— Смысла не вижу настраивать против себя рядовых жителей Империи. Вырежи мы сейчас подчистую весь город — и в следующем они будут обороняться до последнего. Оно нам надо?

Возражений не последовало. Впрочем, Степан и сам знал, что прав, прав на все сто процентов. Правда — истинная причина этого его гуманного поступка была несколько иной, не настолько циничной: ему попросту не хотелось лить лишней крови, ее и так по его милости пролито уже более чем достаточно. А сколько прольется еще?

Через полтора часа на дороге появились первые беженцы. В основной массе своей это были старики, подростки, женщины, ведущие за руки своих чад. Кто с котомкой, кто с тележкой, кто с рюкзаком за плечами. Несколько двуколок, десятка четыре полногабаритных транспортных фургона, забитые под завязку людьми.

По иронии судьбы дорога, ведущая из города, была всего одна и беженцам не оставалось ничего иного кроме как пройти мимо армады захватчиков, что в опасной близости расположилась по обеим ее сторонам. И те, и другие буквально пожирали друг друга глазами. Степану казалось, что от напряжения вибрирует сам воздух. Чей-то один неловкий шаг, одно бранное слово, сорвавшееся с уст, и люди вцепятся друг другу в глотки, зубами начнут рвать плоть врагов своих, давая выход веками культивировавшейся ненависти.

Так в напряжении он провел все полтора часа, пока продолжался этот исход. К счастью, обошлось без эксцессов. Последней из города выходила рота вермахта, в одну из основных задач которой входило несение караульной службы непосредственно на самом руднике. Об этом Степан узнал у вездесущего обер-ефрейтора, отпущенного им в город дабы убедить жителей в необходимости эвакуации. Со своим личным оружием имперцы расставались легко — никому не улыбалось получить пулю при существующей альтернативе благополучного исхода.

После того, когда в городе не осталось ни единого человека, сирти триумфально вступили в него, оглашая воздух резкими гортанными криками, от которых поневоле начинали бегать по затылку мурашки у любого, кому посчастливилось быть очевидцем этой гротескной сцены. К таким очевидцам относилась неразлучная троица: Степан и Улуша с Варварой. Оставшись за чертой города, они взяли на себя роль наблюдателей, не желая участвовать в том, что неминуемо должно было произойти.

Первой загорелась управа. Огонь какое-то время капризничал, не хотел разгораться, но, постепенно войдя во вкус, разошелся вскоре в полную силу, зашарил по брошенным кабинетам, пожирая на своем пути все то, что могло бы послужить ему пищей. Прошло совсем немного времени, от силы часа полтора-два, и город Ручане-Нида, и сам рудник, располагавшийся совсем неподалеку от города, превратились в один сплошной пылающий факел. Что будет дальше — Степан смотреть не стал, круто развернулся и пошел прочь.

Поутру он вновь повел сиртей вперед. На этот раз Степан нацелился на один из крупнейших промышленных центров Империи — город Геттинген. Являясь ведущим производителем автоматического и полуавтоматического оружия, что само по себе являлось немаловажным фактором, город этот по сути был еще и важнейшим транспортным узлом. Перекрой они его — и добрая часть Советской Империи Рейха будет фактически отрезана. Не будет поставок продовольствия, снабжение дивизий врага на достаточно длинном участке фронта окажется под угрозой срыва. Ко всему прочему, располагаясь на вершине высокого холма, опоясанный со всех сторон неприступными каменными стенами, построенными еще в те смутные времена, когда Империя была разделена на восемь независимых государств, Геттинген занимал крайне выгодную стратегическую позицию.

Предав огню еще два небольших городка на своем пути — Крестцы и Травемюнде, на одиннадцатый день сирти приблизились к пригороду Геттингена и стали лагерем неподалеку от его стен.

— Ну и как мы эту громадину брать будем? — Клекрий передал Степану бинокль и замолк, не в силах выразить словами всю полноту обуревающих его чувств.

— Не знаю пока.

Они со старостой подобрались к городу совсем близко, желая своими глазами изучить обстановку. Подобраться-то подобрались, но вот путного на ум ничего не приходило. Из полуразвалившейся халупы, выбранной ими в качестве наблюдательного пункта, видно было довольно значительную часть городской стены и один из четырех въездов в город, перекрытый массивными воротами, матово поблескивающими в лучах утреннего солнца.