Вячеслав Вигриян - Перемещенный

Степан забрался в повозку, поздоровался и завертел головой по сторонам, прикидывая, куда бы посподручней примоститься. Выбора особого не было: пара мест у самого края да еще одно между небритым жирным боровом и мужиком средних лет в кепке пирожком. От «борова» откровенно попахивало потом. От мужика в кепке — крепким перегаром. Смешиваясь, эти два запаха составляли такое неповторимое амбре, что на глаза набегали непрошенные слезы. А так как Степан не был ни мазохистом, ни экстремалом, то выбрал, естественно, место с краю. И к воздуху свежему поближе, и по сторонам поглазеть можно, если полог не полениться откинуть.

Едва он успел присесть, как появился последний пассажир. Это был совсем молодой парень лет семнадцати. Интеллигентное лицо, челка с пробором, худощавый, как и большинство подростков. В общем, ничего примечательного. Парнишка, не раздумывая, приземлился подле толстяка и закрыл глаза, словно отрешаясь от этого мира.

Не прошло и минуты, как фургон тронулся. Ехали медленно. То ли старик-возница жалел лошадей, то ли спешить было действительно некуда. Впрочем, Степана это устраивало. Он созерцал проползающие мимо них пейзажи, прихлебывал воду из фляги, позаимствованной им у Катрин, да время от времени поглядывал на попутчиков. Оценивал, анализировал каждого из них. И выводы его не были утешительными. С ним ехал «сырой материал», не бойцы. Единственным здесь, кто мог назвать себя бойцом, не покривив при этом душой, был сам Степан. За плечами три года разведбата, отнюдь не безоблачный бизнес с регулярной стрельбой и поножовщиной. До этого спортшкола, бокс.

Нет, не было среди его попутчиков бойцов. Школьники, студенты, слесаря-сантехники, музыканты, завсегдатаи пивнух — вот эти были. Да что там говорить — был даже самый настоящий эмо — неразговорчивый гнусавый парнишка с розовым шарфиком на шее. А вот бойцов не было. И о чем думали те, кто отправлял в партизанский отряд такой винегрет? Степан только диву давался да тихо матерился, сплевывая вязкую слюну в пропыленный кювет.

Новобранцы, все как один, перепуганы до предела. Некоторые молчаливы, некоторые наоборот — излишне разговорчивы. Не надо быть дипломированным психологом для того, чтобы поставить всей без исключения компании один и тот же диагноз: «синдром выкидыша».

Остановились на привал у подлеска, сходили по нужде и вновь двинулись по ухабистой дороге, потихоньку углубляясь в самую гущу леса. Степан на всякий случай расстегнул кобуру, извлек пистолет и снял его с предохранителя. Деревья здесь подходили вплотную, фургон едва протискивался между замшелыми изогнутыми стволами. Сообразить засаду в таких условиях — это как два пальца об асфальт. Завидев манипуляции Степана, вся компания настороженно примолкла. До них только сейчас начало доходить что они, в сущности, не бессмертны, и мир, который их окружает, полон опасностей и угроз. Причем не выдуманных, а самых что ни на есть осязаемых. Но, слава тебе, Господи, все обошлось. Прошло минут сорок, и фургон подкатился к массивным деревянным воротам. Сверху над ними красовался большой щит с надписью: «Имперский тренировочный лагерь имени Ивана Сусанина». Степан размял затекшие ноги и позволил себе скупо улыбнуться. Теперь все стало на свои места. Местное начальство оказалось не настолько тупым, как поначалу ему подумалось. Необстрелянных новичков отправили не прямиком к партизанам, а сначала в учебку. И это было правильно. Логично. Почему вместе с ними загребли и Степана? На этот вопрос ответа пока не было. Да он и не унывал особо: лишнее время, проведенное в учебке, еще никому и никогда не вредило.

Новобранцев строем провели на территорию тренировочного лагеря, на пятнадцать минут реквизировали аусвайсы. Затем была дезинфекция, душ, путешествие на промсклад, оружейку, короткая лекция по правилам поведения на территории данного объекта и, в заключении, водворение в казарму. Благодаря всем этим манипуляциям, Степан (как, впрочем, и остальные его попутчики) обзавелся новехонькой, с иголочки, советской формой рядового времен Великой Отечественной Войны, бруском мыла, тюбиком зубной пасты, казенным вафельным полотенцем, простеньким бритвенным станком, упаковкой носков и парой песочного цвета ботинок из кожи какого-то местного животного. Ботинки были добротными и вместе с тем легкими — идеальное сочетание для разведчика.

Но наиболее ценным приобретением по праву являлась винтовка: самая настоящая трехлинейка или, иначе говоря, винтовка Мосина. Да, оружие устаревшее, спора нет, но чертовски надежное. Калибр семь шестьдесят два миллиметра, магазин на пять патронов, съемный штык. Точность стрельбы весьма впечатляющая: гарантированное поражение одиночной цели на дистанции до четырехсот метров. С использованием оптики — до восьмиста метров. Выдали и нож: стандартный, армейский, образца тысяча девятьсот сорокового года.