Вячеслав Вигриян - Перемещенный

— Какое дело? — отсмеявшись, Варвара обессилено осела на полатях.

— Сурьезное. Народ волнуется. Видано ли — демон настоящий у травницы их гостюет. Живой до сих пор. Суть улавливаешь?

— Ну живой, и что? Живой — и дальше жить будет!

— Что значит будет? Да ттты, вообще, в своем уме? — от волнения Сергий даже заикаться начал. — Сегодня у тебя он гостюет, завтра глядишь, к другому кому заявится, к Величу например. А у того дети малые! Нет, так дело не пойдет. В общем, изымаю я твоего демона. Временно. Костяк или пепел от него обещаюсь вернуть.

— Какой костяк? Какой пепел? Демона не отдам! — категорично отрезала Варвара и добавила уже мягче: — Ног он под собой не чует, Сергий. Его же давеча свои едва не порешили. Если б Володарь вовремя Улушу на выручку не прислал — гнить бы демону в сырой земле.

Известие о том, что демон оказался калечным, отчего-то успокоило Сергия. Тем не менее, голос его все еще сохранял в себе строгость — как и полагается отягощенному всяческими заботами воину и мужу. А может быть виною смены настроения старейшины послужило упомянутое вскользь высказывание Варвары о вмешательстве Животворящего. Ежели Володарю для каких-то своих целей демон нужен был живьем, то не о чем было и спорить. Животворящий достаточно милосердный владыка, но милосердный ровно до тех пор, пока ты делаешь все так, как ему самому надобно. А пошел наперекор Его воле — тогда уж будь добр, не серчай. Получишь сполна и даже более того, чтобы другим, идущим за тобой, неповадно было.

— Калечный говоришь? — Сергий рискнул-таки подойти поближе к демону, обошел его со всех сторон.

Тот, казалось, никак не отреагировал — лишь рука правая напряглась, словно сжимая несуществующее оружие.

— Калечный. Шрам у него на спине видишь?

Против наличия шрама возражать Сергий не стал. Тот выделялся на бледной коже демона достаточно явно — зримое напоминание о том, что даже исчадия Ада вполне себе смертны.

— Ладно, схожу, успокою народ. Но на тебе, Варвара, вся ответственность отныне за отродье это лежать будет. Сожрет кого, или просто замордует — не посмотрю, что ты мне… — буркнув напоследок что-то невразумительное, старейшина резко крутанулся на носках и вышел, не потрудившись даже задернуть полог.

Варвара посмотрела на Улушу с видом победительницы. Радость у нее однако быстро угасла.

— А скажи-ка мне подруга: зброя у демона с собой была?

— И зброя, и котомка тоже. Выбросила по дороге. Во-первых — тяжко нести. Во-вторых, сама понимаешь, воинов чтоб не смущали — от одного вида темной зброи они кого угодно на куски разорвать могут.

Травница удовлетворенно кивнула:

— Ну вот и славно. А то знаешь, мало ли что у него на уме…

Покосилась на демона. Тот к разговору их прислушивался очень внимательно. Как знать, может и понимает чего? Только это, конечно, навряд ли.

Степан, прикрыв глаза, с облегчением облокотился наконец спиной о шероховатую стену шатра и теперь напряженно думал под аккомпанемент то ли разговора, то ли перебранки двух женских голосов. Один из них, несомненно, принадлежал Улуше. Второй — бегемотоподобному мастодонту, которого и женщиной-то назвать можно с натяжкой. Нет, не то чтобы она была страшна как смертный грех — скорее наоборот. Красива по-своему, если можно так выразиться. Красива той особой, но крайне нестандартной красотой, воспетой в свое время в амазонках. А, впрочем, какая разница? Мозг его то и дело увиливал, переключался с одного на другое, упрямо не желая принять в себя, переосмыслить тот факт, что теперь он, в сущности, является не кем иным как калекой. КАЛЕКОЙ. Калекой с большой буквы. Бесполезным куском мяса с недееспособными нижними конечностями. Ни на что не годным полутрупом. И зачем только Улуша «спасла» его? Зачем? Разве не лучше было бы лежать уткнувшись мордой в землю, постепенно истекая при этом кровью? Нюра… Перед глазами Степана встал образ любимой с такой четкостью, с такой убийственной ясностью, что впору было волком выть. Бежать, бежать к той, которая непоколебимо уверена, что ты ее обязательно спасешь. Придумаешь, изобретешь все что угодно — лишь бы быть рядом с ней, вдыхать запах ее волос, чувствовать ее тепло… Бежать, бежать, бежать, бежать со всех ног!!! Да только где ж теперь возьмешь их, эти ноги? Хотя нет — вот они. Две штуки. Хоть руби их, хоть пили — все равно ничего не почувствуешь. Ну почему такое дерьмо случилось именно сейчас, именно с ним?

— Степан, — до его слуха донесся звук собственного имени. Улуша. Не забыла. Помнит его еще со времен той первой встречи. Открыл глаза. Посмотрел на сиртю с искренним непониманием: ну чего ей сейчас от него надо? Почему нельзя оставить человека в покое, когда ему так хреново? Она протягивала в его сторону глиняную плошку с каким-то варевом. Жрать? Нет уж, дудки. Он лучше от голода сдохнет!