Вячеслав Вигриян - Перемещенный

— Вы правы, — девушка ослепительно улыбнулась. — В таких случаях сложно ошибиться. Люди наподобие вас живут как бы одним днем. Мир вокруг них наполнен яркими красками, им все интересно, все внове. Они как дети.

— Не могу с вами не согласиться, — Степан едва ли не прозевал тот момент, когда к Нюре подошел мужчина в гражданской одежде и принял из ее рук миниатюрный сверток, который она незаметно извлекла из лифа платья. — Минутку! — он рывком оттолкнул от себя девушку и пулей метнулся к Нюре, напрочь игнорируя любопытные взгляды танцующих пар.

Поздно. В одно мгновение они были окружены дюжиной мужчин с непроницаемыми лицами, а на тонких запястьях любимой уже защелкивались наручники. Та же участь постигла и человека, принявшего сверток. Ни он, ни она не выказали ни малейших признаков удивления. Скорее наоборот: оба, казалось, морально были вполне готовы к такой развязке.

— Что происходит? — Степан, не церемонясь, раздвинул окруживших Нюру людей широкими плечами и закончил свой путь лишь тогда, когда в живот ему уткнулось тупорылое дуло «Вальтера».

— Имперская Служба Безопасности, — один из них сунул ему под нос удостоверение с тисненым двуглавым орлом на обложке. — Ваша жена обвиняется в государственной измене по отношению к Советской Империи Рейха. Вам все ясно?

— Оставьте ее в покое, — Степан говорил, и не узнавал своего голоса. Холодный он был у него, мертвый. Да он и сам был уже практически мертв, лишь легкое нажатие на курок отделяло его от того, что принято называть смертью.

— Степа, не надо, — голос любимой дрожал, но в нем не было и намека на слезы. — Это правда.

— Что правда?

— То, что он говорит. Прости меня, пожалуйста, если сможешь.

— Ты вернешься?

— Конечно, вернусь, — удивительно, но она так и не научилась лгать. По крайней мере, ему.

— Пройдемте с нами. У вас будет две минуты на то, чтобы попрощаться с женой.

Степан, словно автомат, размеренно передвигал ноги, неотвратимо приближаясь к выходу. Под руку его поддерживал один из имперцев, на твердокаменном лице которого, как ни странно, явственно читалось сочувствие.

У дворцового крыльца уже стояла карета с зарешеченными окнами. Еще одна — карета сопровождения, пристроилась чуть поодаль.

— Ваше время пошло.

Степан вздрогнул, когда любимая обвила его шею закованными в наручники руками и прижалась всем телом. Так они и стояли, не говоря друг другу ни слова. Стояли целых две минуты, каждая из которых волшебным образом превратилась в вечность.

К действительности их вернули слова все того же имперца, который, похоже, и возглавлял эту операцию:

— Простите, но нам пора. Попрошу вас следовать со мной.

Только сейчас Нюра не выдержала и расплакалась. Слезы ручьем катились по ее лицу, орошали его рубаху.

Степан не помнил, что делал и куда шел, когда спина любимой исчезла за каретной дверцей. Утро он встретил где-то на задворках города, стоя истуканом перед витриной крохотного магазинчика скобяных товаров.

— Молодой человек, мы уже открыты. Вы хотите что-то купить?

— Нет, спасибо, — Степан невидящими глазами глянул на старуху в полинялом ситцевом сарафане, развернулся и пошел прочь. Сейчас он корил себя за то, что не сообразил вместе с женой поехать в Управление. Тогда ему было бы наверняка известно, на что следует надеяться, как в кратчайшие сроки провернуть дело по высвобождению Нюры из-под ареста, кому дать на лапу и сколько. «Адвокат. Мне нужен адвокат», — вот, пожалуй, единственная светлая мысль, которая посетила его за весь этот промежуток времени.

— Где у вас располагается ближайшая адвокатская контора? — обратился он к первому встречному, которым оказался прыщавый юнец лет четырнадцати.

— Ближайшая за углом. «Карпенко и сыновья».

Искомая адвокатская контора явно переживала не лучшие свои времена. Покосившаяся вывеска с выцветшими от времени буквами. В крошечном холле — пара кожаных кресел настолько древних, что, казалось, тронь их пальцем — и они развалятся. Столь же нелицеприятно выглядел и сам хозяин конторы: сморщенный старец с седыми как лунь бакенбардами восседал за необъятных размеров письменным столом, который, похоже, являлся как минимум ему одногодкой.

— Что вам угодно? — голос престарелого джентльмена был сух, как, впрочем, и сам его обладатель.

— Мою жену арестовали по обвинению в государственной измене. Вы можете мне помочь?

Старец безмолвствовал, безучастно глядя куда-то в сторону. Лишь скрюченные подагрой пальцы, выбивающие по крышке стола замысловатую мелодию, выдавали в нем напряженную работу мысли. Наконец он заговорил: