Юрий Корчевский - Пли! Пушкарь из будущего

Очнулся я от мерного покачивания, где-то совсем рядом плескалась вода, было темно и душно. Рядом со мной ворочались и сопели какие-то люди. Сильно болела голова и тошнило, во рту было сухо – ну совсем как с перепоя. Я сразу поставил себе диагноз – сотрясение головного мозга. Главное лечение – покой. Я руками ощупал свое тело, местами была боль от ушибов, но переломов и крупных ран не было, так, царапины. Я решился и пересохшими губами спросил:

– Кто здесь?

Вместо своего голоса я услышал нечто сиплое, язык был шершавый, как наждачная бумага – пить, пить и пить, вот что мне хотелось. Я прокашлялся. Рядом кто-то завозился.

– Лекарь, живой?

Я кивнул, не сообразив, что в темноте меня не видно, и тут же застонал от приступа головной боли. Ко мне придвинулся мой сосед:

– А я купец, вместе отбивались от татей.

Я не помнил. Застолье в постоялом дворе и выезд с обозом вместе с купцами помнил, а дальше сплошной провал.

– Я купец, Петром меня величают, нас четверо уцелело, в плену мы, на разбойничьем ушкуе, по реке куда-то сплавляемся.

– А что за река?

Даже в темноте я понял, что купец улыбается:

– Видно, сильно тебя по голове ударило. По Оке! Ты без памяти уже два дня лежишь. Сейчас ночь, спят все. Я так мыслю, что мы уже и Рязань миновали.

Ешкин кот! Я снова подал голос:

– А водичка есть?

– Нет водички, за два дня ни крошки хлеба, ни глотка воды.

Я надолго задумался.

– А что с нами будет?

Купец помолчал:

– Али в рабы нам дорога, али на торг дальний, в чужие страны.

Да, хорошая перспектива.

Надо попробовать убежать. Я намекнул об этом купцу. Тот хихикнул:

– Я и товарищи мои связаны, тебя одного не повязали, потому как без памяти ты был. Оружия у нас нету. На палубу нас не выпускают, как убежать?

Мысли в голове ворочались тяжело, видно, и в самом деле ударили сильно. Но и в таком состоянии я сообразил, что чем дальше мы отплывем, тем меньше шансов вернуться назад живыми. Сразу же за Рязанским княжеством начинается Дикое поле – а там и татары, и ногайцы, и башкиры, и прочие абреки забредают – вот им забава будет безоружного русского поймать!

А то и походя голову снести. Ничего не придумав, я провалился в глубокий сон. Проснулся я от внезапного света, люк откинули, и по трапу спустились два разбойника. Одного я узнал – это был тот, что угостил меня кистенем по голове. Они бросили узникам несколько сухих лепешек и пару бурдюков с речной водой. Кто мог, кинулись к воде. Тати скалили зубы, наблюдая за свалкой. Наконец им это надоело, один ткнул пальцем в меня – поднимайся наверх. Пошатываясь, щуря глаза от солнечного света, я поднялся по трапу из трюма и ступил на грязную палубу. У мачты стоял пузатый мужичок в яркой красной рубашке, опоясанный кушаком, за который были заткнуты кривая сабля без ножен и нож. Украдкой я осмотрелся – мы плыли по широкой реке, по пологим берегам стояли редкие деревья. Никаких признаков деревень не было. Сориентироваться по местности не удалось. Моя заминка не прошла незамеченной, я получил хороший пинок и упал под ноги толстяка. Сзади раздался смех.

– Назовись, – буркнул толстяк.

Обычно люди полные бывают незлобные, но этот производил впечатление бульдога: красные отвислые щеки буквально лежали на шее, из приоткрытого рта торчали гнилые зубы, борода с крошками, маленькие заплывшие глазки злобно посверкивали.

– Лекарь из Рязани, Юрий Кожин.

– А, так это твои железки в сумке, а мы думали – палача споймали, инструмент, как у ката.

Толстяк обернулся, и у команды ухмылки с лиц исчезли.

– В каюте двое раненых – бери инструмент и осмотри.

Мне принесли мою сумку, и под конвоем двух разбойников я пошел к кормовой надстройке в каюту. Она была невелика, всего на две койки. На обоих в окровавленных тряпках лежали раненые разбойники. Запах стоял тяжелый – видимо, у одного рана гноилась. Я осмотрел обоих – у одного раны оказались нетяжелые. Я удалил наконечник стрелы и зашил другие раны. Со вторым было хуже – рубленая рана на плече гноилась, в ране копошились черви, к тому же раненый потерял много крови. К концу осмотра в каюту вошел толстяк, как я понял, он был владельцем судна и все разбойники подчинялись ему.

– Что с ними?

Я доложил. Разбойник указал на раненного в плечо:

– На палубу его!

Мои надзиратели живо схватили раненого и, не церемонясь, потащили к мачте.

Толстяк не спеша подошел к раненому, достал нож и перерезал глотку. Кровь хлынула ручьем. Умирающий захрипел, задергал ногами. Толстяк вытер нож об одежду убитого.