Алена Федотовская - Возвращение

Мне всегда нравилось смотреть на огонь. С детства моим любимым занятием стало коллекционирование подсвечников и свечей различных видов. Я не просто складывала их на полку, протирая время от времени и хвастаясь своим богатством перед всеми желающими, а весьма часто использовала экспонаты, выключая свет и зажигая свечи поздно вечером, любуясь на подергивающееся от сквозняка пламя. Огонь завораживал меня, а замысловатые тени, танцующие на стенах, рождали немыслимые картины и заставляли сладко замирать сердце.

Спички я освоила еще в детском саду и даже научилась весьма успешно прятать их от воспитательницы. Сидя в кустах, я упорно опровергала расхожую фразу "Спички детям не игрушка", и почти никогда не попадалась. Возможно, еще и потому, что ни разу ничего не подожгла, что удивительно. В школе я перешла на зажигалки, и даже в последнем классе пыталась начать курить, хорошо, что дурная привычка не перешла в постоянную, я вовремя опомнилась, но от зажигалок в кармане не отказалась. В институте я пользовалась популярностью у любителей ходить в походы, потому что могла с легкостью разжечь костер даже под сильным ливнем, чем заслужила уважение самых заядлых фанатов туризма. Впрочем, мне быстро надоели вылазки на природу, я все равно почти ничему не научилась, ночевать в лесу мне не нравилось, насекомые раздражали, а чашечка горячего кофе в постели была милее ночевок в палатке и уж тем более сомнительного удовольствия от купания в озере. Плавать я вообще не любила, и едва не завалила в институте зачет по физкультуре в том семестре, где занятия проходили в бассейне. Я и ванну-то никогда не принимала, исключительно душ, долго находиться в воде мне было неприятно.

Свечи я зажигала часто, и когда было радостно, и когда грустно, в первом случае, глядя на них, было хорошо помечтать, во втором - успокаиваться. Вот сейчас мне было не просто грустно, а очень плохо, и даже семь любимых подсвечников с зажженными восковыми палочками всех цветов радуги не могли поднять мне настроение. Оно упорно стремилось к нулевой отметке.

От созерцания огня меня отвлек телефонный звонок. Мельком взглянув на высветившееся на экране имя, я нажала на кнопку:

- Да?

- Никусь, я на минутку, - прошептала в трубку моя подруга Танька. - Мы с Леркой не можем дождаться завтра, так интересно, как у тебя проходит романтический вечер, что тебе Стас подарил? Буквально два слова, и все!

Ну вот, а я надеялась, что этот разговор состоится не сегодня... Но отбиваться от девчонок дежурными фразами не хотелось.

- Никак, - вздохнула я. - Мы расстались.

- Не поняла?! - Громко крикнула Танька в трубку, а я поморщилась. - Как это расстались?! Когда?!

- Буквально два часа назад, - призналась я.

Судя по возне, у Танюхи отобрали телефон, и я услышала голос Лерки:

- Ника, ты дома? Мы сейчас приедем!

Да, наверное, это и к лучшему, совершенно не хотелось грустить одной.

- Я дома, только не там, где вы думаете, - призналась я, диктуя девчонкам адрес. Еще и это им объяснять...

Квартира, где я сейчас находилась, появилась у меня всего два месяца назад. Точнее, как оказалось, она всегда у меня была, только я о ней не знала. Жилплощадь досталась мне от родителей, которые погибли, едва мне исполнилось два года. Папу я не помнила совсем, от мамы в памяти остался неясный образ - ни лица, ни фигуры, только ощущение родного тепла и нежных рук. Родители были археологами, и последняя поездка на раскопки оказалась неудачной. Причем, это была первая поездка мамы после родов, она присоединилась к папе, и они оба не вернулись. В альбоме сохранилось всего несколько фотографий, и, судя по ним, я была очень похожа на маму. Меня воспитывала тетя, мамина младшая сестра; когда она осталась со мной на руках, ей было всего двадцать два года, и она едва успела закончить институт. Полина так и не вышла замуж, повзрослев, я винила во всем себя, но тетя упорно это опровергала, считая, что все дело в ее инвалидности - Поля хромала на одну ногу. К тому же, тетя считала себя обязанной моей маме за то, что та забрала ее из детского дома - мои бабушка и дедушка погибли в автокатастрофе, в которой Полина и получила травму, испортившую ей всю жизнь. Но, самое главное, Поля очень любила меня, а я любила ее, мы давно привыкли жить вместе, и у меня не было человека ближе, чем она.

Полина работала в библиотеке, получая копейки, и до определенного момента я не интересовалась, почему мы никогда ни в чем не нуждались.