Константин Калбазов - Бульдог. Хватка

Уступая во многом, контр-адмирал Вяткин все же имел преимущество, которого были лишены основные силы русских. Уж снаряды-то орудий его эскадры без особого труда проникали сквозь борта фрегатов, донося горючую начинку за обшивку. А имея в эскадре такое же разделение на отряды, по четыре вымпела, адмирал сумел воспользоваться этим новшеством, наваливаясь сворой на одного и таким образом довольно споро выводя корабли противника из строя. Причем зачастую вычеркивая их из списков британского флота.

Впрочем, не сказать, что британцы сумели только героически погибнуть. Доставалось и русским кораблям. Причем подчас очень даже серьезно. По итогам сражения русские недосчитались шести фрегатов и десятка шлюпов. Это не шло ни в какое сравнение с практически полностью уничтоженной английской эскадрой, но все же потери были довольно существенными…

Конечно, пришлось помучиться с корабельными машинами. Не все прошло гладко. Опять же, отказавшись от гребных колес, нужно было решить проблему с винтом, по поводу чего проводились весьма серьезные изыскания, с моделированием все в том же специально построенном опытном бассейне. Но ничего, как уже поговаривают в России, нет такой задачки, которую бы не смогли решить в Саглино.

Этот уютный городок и его обитатели охранялись так, как не охраняли даже самого императора. Государь что, его и на петербургских улицах можно встретить, и на аллеях Петергофского парка. А ты поди встреть вот так запросто какого умника из Саглино. Нет, конечно, встретить можно, они же не пленники и время от времени покидают свою твердыню. Вот только он и не подумает назваться саглиновцем. Секретность, за которую могут спросить очень даже жестко, если не жестоко. О чем строго-настрого предупреждены все имеющие хотя бы малейшее отношение к этому закрытому городку.

Откуда все это знает Притула? Да оттуда, что он и сам имел счастье познакомиться поближе с этим городком. Вернее, не с самим Саглино, в котором он так ни разу и не был, а с его обитателями. Причем за тысячи верст от этого городка, в славном старинном городе Астрахань. Угу. Далековато. Да и климат там отличался от того, к которому привык в северных широтах тогда еще молодой мичман.

Как ни странно, но история, приведшая его на берега устья Волги, началась за двенадцать лет до его рождения. Батюшка с матушкой тогда и знакомы-то не были. В далеком 1718 году некий крестьянин Никонов обратился к Петру Великому с весьма амбициозным проектом постройки потаенного судна, которое должно было ходить под водой.

Во время демонстрации перед царем Никонов утопил свое суденышко, разбившееся о дно. Однако смех смехом, но за несколько лет он сумел построить судно, совершившее несколько удачных погружений и всплытий. Вот только ходить под водой не получалось. Крестьянин-самородок даже разработал водолазный костюм, для работ под водой.

Однако после смерти Петра интерес к диковинке постепенно угас, тем более что извлечь из него какую-либо практическую пользу не представлялось возможным. Слишком все несовершенно и сыро. А главное, требовало серьезных затрат без видимой отдачи. Финансирование прекратили. Никонова за растрату разжаловали в рядовые плотники и отправили на астраханскую верфь, где он и сгинул от лихорадки.

Само же судно спрятали от любопытных глаз в сарай, где ему было суждено истлеть, если бы совершенно случайно не набрел на этот сарай Петр Второй. Нет, он не стал восстанавливать судно, но приказал разыскать Никонова. Вот тогда-то и стало известно, что русский самородок умер.

Однако мысль о создании настоящего подводного судна крепко засела в голове императора. Он видел в этом будущее и утверждал, что тот, кому первому покорятся морские глубины, и будет настоящим хозяином в океане. Уж кто-кто, а Притула теперь в этом был готов поручиться.

Что с того, что в сравнении с кораблями лодка эта словно игрушка. Причем весьма неказистая и довольно опасная – пока даже не столько для врага, сколько для своего же экипажа. Так и в родоначальниках красавца-корабля, одетого в белоснежные паруса, значится обычная пирога, выдолбленная из древесного ствола.

Молодой барчук Притула Вадим Михайлович рос далеко от моря, но зато на берегу достаточно широкой реки и неподалеку от питавшего ее большого озера. Практически все время, начиная с поздней весны и заканчивая ранней осенью, он проводил на берегу реки или озера, а потому чувствовал себя как рыба в воде. Даже был способен пробыть под водой не дыша около четырех минут, преодолевая за это время изрядное расстояние.