Юрий Корчевский - В цель! Канонир из будущего

– Вот что, Юрий, прошу тебя – смени одежду. Твоя уж очень бросается в глаза. Я дам тебе слугу, он поможет выбрать ее на базаре.

Хм, об этом я не подумал. Вместе со слугой – смышленым подростком, мы пошли на базар. Я купил восточную рубашку свободного покроя, ярко-синие шаровары, расшитый халат, тюбетейку и что самое смешное – туфли из кожи с загнутыми носами.

Когда я заявился в таком виде на корабль, вахтенный матрос меня не сразу признал и не хотел пускать на судно, а команда потом хихикала в кулак при встрече со мной. Зато на улицах Стамбула меня принимали за своего и не обращали на меня никакого внимания.

Каждый день я оперировал, проводя две, а то и три операции, за исключением пятницы. У мусульман это был священный день, когда всякие работы воспрещались.

Прошел месяц, мне удалось сколотить изрядную сумму серебром. Одно беспокоило – купцы заканчивали продавать товар. Вскоре закупят местные товары, и – в обратный путь. Торговля у купцов шла бойко, и они уже мысленно прикидывали прибыль. У меня же ситуация была с точностью до наоборот. С каждым днем больных становилось больше, а с ними – и денег. Я не был ограничен в выборе, брался за все, кроме уж совсем безнадежных случаев.

Слава Джафара росла как на дрожжах, и он ходил, плотоядно потирая руки. За месяц, что мы стояли в Стамбуле, его состояние выросло, и я предполагаю, значительно больше моего – если уж у меня было полмешка серебра.

«Может, вложить деньги в товар да выгодно продать потом на Руси?» – мелькала мысль. Но я ее отгонял – ну нет у меня торгашеской хватки, прогорю и останусь ни с чем. Нет уж, лучше вернусь с серебром. Дом свой можно будет купить в другом городе – побольше, чем Муром, например в Пскове или Новгороде, а может, и в Твери. В Рязань мне дорога закрыта. А Москва с ее Александровской слободой – самое сердце опричнины, – так туда соваться и вовсе не след.

А в один из дней случилось необычное – у дома Джафара прозвучал и стих цокот копыт. Слуга пошел открывать и вернулся, причем шел странно – спиной вперед, подобострастно сгибаясь в поклоне. Увидев гостя – толстого и низкого турка в феске с густыми усами, Джафар чуть не перевернул пиалу с чаем, опрометью кинулся во двор, склонился в глубоком поклоне и проводил гостя в дом. Кто это такой, я не знал, и о чем шла беседа, мне было неведомо.

Дверь вдруг резко распахнулась, и быстрой походкой вошел Джафар. Это было что-то новенькое – обычно он ходил степенно, торопиться было не в его стиле. Почти с порога он стал ныть и заламывать руки:

– Я так и знал, что этим все кончится, видно, Всевышний отвернулся от меня, а все ты! – Он показал пальцем в мою сторону.

– Да что случилось, объясни.

– Ты знаешь, кто посетил мой скромный дом? Сам каймакам!

– А кто это?

– Неверный, ты не слышал имени помощника великого визиря, самого досточтимого Мехмеда Соколлу?

– Нет, не слышал.

– О горе мне, работал себе спокойно, лечил больных, пусть и не таких сложных. И вдруг появляешься ты на мою голову.

– Да что случилось, Джафар?

– Нам отрубят головы, я уже чувствую на своей шее саблю палача.

– Джафар, хватит плакаться, скажи – в чем дело?

– У дочери самого великого визиря болит живот, уже второй день, и ей становится все хуже.

Придворный лекарь помочь не смог, и утром его посадили на кол. Каймакам, наслышанный о моем умении по разговорам среди придворных, предложил визирю испытать меня. Горе мне, горе! – чуть не завыл в голос Джафар.

– Так в чем беда, Джафар? Едем!

– Ты что, не понимаешь? Если дочь визиря умрет, нам отрубят головы!

– А если ты откажешься, тебя просто повесят. Что предпочитаешь?

Глаза Джафара округлились от ужаса, он схватился за шею, как будто почувствовал прикосновение веревки палача у виселицы.

– Да, ты прав, надо поехать. Вдруг Аллах снизойдет и поможет.

Джафар побежал во внутренние покои, и вскоре турецкий чиновник вышел, сопровождаемый угодливо согнутым хозяином. Когда он вернулся, в доме поднялась суета, и вскоре Джафар предстал передо мной, переодетый в нарядные одежды. На голове красная феска, шитый золотом халат, из-под халата выглядывала расшитая орнаментом рубашка, широкие шаровары едва не закрывали короткие голенища красных сафьяновых сапог с загнутыми по восточной моде носами. Я по сравнению с Джафаром выглядел как серый воробей рядом с павлином.

Мы вышли из дома. Я нес в руке свои инструменты в кожаном мешке. Со стороны мы выглядели как хозяин и слуга.