Юрий Корчевский - «Погранец». Зеленые фуражки

– Я приказываю!

– А я не хочу бойца потерять из-за мешков. Пока агента допрашивать начнешь, мы подъедем.

У Осадчего лицо недовольное.

– Я рапорт подам.

– Давай! Первым делом, как приедешь!

Федор захлопнул дверцу.

– Трогай!

Грузовик на КПП проскочил, объехав очередь. Боец с пропускного пункта было выбежал на дорогу, кто тут такой наглый? Но, увидев знакомый грузовик и командира, отдал честь. Водитель гнал по рассветному городу. Госпиталей в Калинине было несколько. Подъехали к ближайшему. Федор забрал у бойца автомат и подсумок, бойцы дружно занесли раненого в приемный покой. На осмотр, на оформление документов ушло около получаса.

От госпиталя сразу в отдел НКВД, бойцы мешки занесли в дежурку.

– В казарму! – приказал Федор.

Бойцы замерзли, устали. Надо дать им возможность согреться, попить горячего чая, отдохнуть. Война – не санаторий, но людей беречь надо. Людской ресурс хоть и возобновляемый, но медленно.

Сам только зашел в свой кабинет, повесил шинель на гвоздик, затрезвонил телефон.

– Осадчий. Бери пару-тройку бойцов. Я оперативников на «козлике» на хутор высылаю осмотреть. А твои трупы агентов вывезут и находки, если таковые будут.

– Слушаюсь!

По званию они – Федор и Осадчий, равны, но начальник горотдела выше по должности, приходится исполнять приказы. Федор вздохнул, оделся, опоясался ремнем с кобурой. В казарме дневальный уже подъем объявил. Жаль, что водитель позавтракать не успел, отдохнуть. Но дело превыше всего. Федор позвал водителя за собой, прошел на кухню.

– Дайте в котелок двойную порцию каши и хлеба.

Федор рассудил, что когда на место приедут, водитель в кабине успеет подхарчиться. Прихватил трех солдат, из тех, что ночью в карауле не были, отдохнуть успели. И снова знакомая дорога. Когда прибыли, «козлик» уже на месте был.

– Ты кушай и отдыхай. А вы со мной, – это он водителю и бойцам.

У самого голова после бессонных суток тяжелая. Да ладно бы просто не спать, а то ведь в передрягу попали. Дотопали до хутора. Там уже сновали трое оперуполномоченных НКВД.

– Трупы мы осмотрели, грузите в машину, – распорядился один из них.

– Бойцы, за руки, за ноги тела и в машину.

Федор в избе уселся, все же здесь теплее, чем на улице, хоть дверь сорвана и тепло от печки выдуло уже. Оперативники нашли на чердаке рацию, собрали в мешок тетрадки, три книги, они могли служить для шифрования. Оперы работали шустро, видно – навык был.

Потом старший из них распорядился:

– Ты осматриваешь баню, а ты – сарай. Я посмотрю в подвале.

Люк в подвал так и был открыт. Старший у люка замешкался, налаживая фонарь. А двое оперов уже вышли, и вдруг хлопок. Опер, а за ним Федор, кинулись во двор. Из распахнутой двери бани шел серый дым, оперативник лежал на пороге. Когда подбежали, он вздохнул пару раз и испустил дух.

Федор заглянул в дверной проем. За порогом тонкая проволока валялась. Понятно, хозяин ловушку для чужих устроил – гранату на растяжке. Сам через проволоку переступал. А оперативник ногой зацепил случайно. Нелепая смерть, офицер еще молодой. И где? В тылу, где боевых действий нет. Федор посчитал, что эта смерть вызвана плохой подготовкой оперативного сотрудника. Беспечность, отсутствие опыта, а еще уверенность, что он в своем тылу, ничего случиться не должно, агенты уже уничтожены. Только цена заблуждения оказалась велика. Оперативники начали щупать пульс, но какое там!

После происшествия оперы стали перестраховываться. Распахнули дверь сарая, шарахнулись в сторону. Через несколько минут подошли, посветили фонарем и только тогда вошли. Все же, вопреки поговорке, человек учится на своих ошибках.

Федор сжалился над собакой. Если хозяин предателем оказался, при чем здесь пес? Отстегнул ошейник, а собака сразу рванула через прореху в заборе.

– Зачем отпустил? – недовольно заметил опер.

– Ты ее кормить будешь приезжать? Сдохнет от голода, жалко.

– Людей жалеть надо, а не живность.

Федор в перепалку вступать не стал, бесполезно. Животные в войну не меньше людей страдали. Армейские лошади гибли при обстрелах, голодали, когда зимой корма не хватало. Служебные собаки подрывались на минах, подрывали немецкие танки, погибая сами. А сколько собак-санитаров ранены были или убиты на поле боя? Да кто их считал, если своих воинов при отступлении не могли захоронить, сообщить близким, сделать на карте отметку. По мнению Федора, человек, не понимающий животных, неспособен сочувствовать людям. Атрофировалось у таких данное чувство, а может, уродился таким.