Юрий Корчевский - «Погранец». Зеленые фуражки

Но и так повезло, пару метров ближе к быку и, как диверсант, нанизался бы на рельс. Выбрались по крутому склону, заснеженному, кое-где обледеневшему, с большим трудом. С Федора вода ручьями течет, холодно стало.

Вдали показался яркий свет прожектора, послышалось натужное пыхтение паровоза, потом перестук колес. К мосту подъезжал эшелон. Паровоз дал длинный гудок, въехал на мост. Обдал струйками пара из цилиндров, обдал жаром топки и котла, прогромыхал мимо. За ним катились грузовые вагоны, все тише и тише. Поезд втягивался на станцию, замедляя ход. Пришлось переждать.

Как только мимо них проехал последний вагон, выбрались на рельсы. С другой стороны моста бежит кто-то.

– Стой! – закричал Кислов, щелкнул затвором.

– Свои! Самохин я!

Подбежал боец.

– В меня стрелял боец в нашей форме. Вон – шинель продырявил под мышкой.

– А ты его?

– Не знаю. Я стрельнул, он упал.

– Неужели не смотрел – убит, ранен?

– Не-а.

Федор повернулся к Кислову.

– Держи фонарь, лезь по лестнице, под настил. Там взрывчатка, выдерни провода от взрывателя. Да, еще пистолет мой поищи, где-то там остался.

– Есть!

– Самохин, беги на станцию за подмогой. – Но Самохин уйти не успел, как из темноты вынырнули несколько человек.

– Стоять! Руки вверх, оружие на землю!

– Свои, старший лейтенант Казанцев.

Подбежал милиционер с револьвером в руке, рядом с ним бойцы его роты, что на пропускном пункте у вокзала были. А еще через несколько минут из переулка вынырнул «козлик», подъехал к рельсам. Из него выпрыгнули Осадчий и опер.

– Кто стрелял?

– Я и мои бойцы, – козырнул Федор. – Диверсанты, переодетые в советскую форму. Четыре человека. Стрелочника и постового ножами сняли. Успели взрывчатку под пролет у быка заложить. В последний момент я его обнаружил, врукопашную дрались. Упали с моста в реку. Диверсант мертв, мой боец Кислов под пролетом, провода с взрывателя снимает.

– Отлично сработано! Веди, показывай.

– Да он ранен, товарищ командир, – подал голос Самохин.

– Ах, так! Тогда сами осмотрим, а твои бойцы покажут и разъяснят. А ты давай в «козлик» и в госпиталь. Пусть доктора глянут.

Федор в госпиталь поехал. «Козлик» трясло на выбоинах, в эти моменты боль простреливала. В госпитале, куда он раньше своего раненого бойца привозил, его осмотрели, сделали рентген.

– Ну, что, голубчик! Одно ребро сломано, ушиб сильный. Тугое бинтование и покой на три недели минимум.

Федору сделали тугое бинтование. Вроде полегче стало.

– Спасибо, доктор.

– Через два дня обязательно на перевязку. А где травму получили?

– Упал неудачно.

– Скользко, поаккуратнее надо, под ноги смотреть.

– Непременно воспользуюсь вашим советом, – откланялся Федор.

Рассказать бы ему про диверсанта, которому не повезло, да нельзя. Ни к чему беспокоить мирное население страшилками.

«Козлик» его дождался.

– Куда едем?

– К мосту.

Милиционер, бойцы его роты уже успели собрать тела всех убитых. Зрелище не для слабонервных. У одного проломлена рельсом грудная клетка – огромная рваная дыра и мешанина ребер и легких. Второго, которого убил Самохин, расчленило поездом. Убитый пулей, он упал на рельсы, и его переехало железными колесами. Двое других выглядели получше. Подрывную машинку с проводами тоже достали, а вот для извлечения взрывчатки из-под ферм вызвали саперов. Вдруг диверсанты поставили ловушку? Осадчий светил фонарем, отдавал распоряжения. Бойцы стали обшаривать местность у моста, было непонятно, куда девался постовой железнодорожной охраны? Сбежал, убит, а тело сбросили с моста?

Федор продрог во влажном обмундировании, обратился к Осадчему. Все же он здесь главный.

– Разрешите взять вашу машину, до казармы мне надо, переодеться в сухое.

– Езжай и можешь не возвращаться. Ты свое дело сделал. Что врачи говорят?

– Перелом ребер, ушибы.

– Еще легко отделался. Выздоравливай.

Добравшись до казармы, Федор в своей комнате разделся, вытерся досуха, надел сухую и чистую форму, а промокшую развесил на веревке. С нее на пол капала вода. Ой, не высохнет шинель до утра! Достал из тумбочки фляжку водки, налил полстакана. Подумавши, долил его доверху. Выпил, закусил хлебом и перловкой с мясом.

Кажется, потеплело внутри, а руки-ноги холодные. Улегся в постель прямо в форме, укрылся одеялом, угрелся. А переворачиваться больно. Но и неподвижно лежать – спина затекает. Все же уснул. Утром ощущал себя разбитым, болела голова, першило в горле. Нашел в себе силы, вышел на утреннюю поверку и развод нарядов. А после снова в постель. Сейчас бы в баню, попариться немного, глядишь, – простуда уйдет. Бойцы роты мылись в городской бане один раз в неделю. К такой помывке старшина выдавал каждому по малюсенькому куску хозяйственного мыла. Но в бане не было парной. Ладно, хоть помечтать. Только уснул, старшина стучит.