Алексей Махров - Дорога к Вождю

– Пометьте особо, чтобы связались с их частью и разъяснили ситуацию командованию. Пока оба останутся в ведении нашего наркомата. Сделать сегодня же! Продолжайте, товарищи.

Обстоятельства гибели комиссара и полковника Бата Берию тоже интересовали во всех подробностях – судя по всему, Лаврентий Павлович уже получил сведения от проводивших осмотр разбомбленного эшелона подчиненных, и сейчас хотел сверить их «по горячим следам» с показаниями непосредственных свидетелей. Гаврилов с товарищем подробно рассказали про последние минуты жизни Дубинина и Бата – и про воздушный бой, когда им удалось в считаные секунды сбить два вражеских самолета (выслушав описание странной зенитной «трубы» с ракетой внутри, Берия сделал на своем листочке еще одну пометку), и про роковую бомбу, уничтожившую секретный танк.

Относительно танка нарком, сняв пенсне и устало помассировав пальцами переносицу – разговор длился уже больше часа, – поинтересовался отдельно:

– А вот скажите мне, товарищи, как опытные, успевшие повоевать танкисты: можно его восстановить, этот самый танк?

Гаврилов замешкался, так что отвечать пришлось мехводу:

– Не думаю, товарищ нарком. Бронекорпус ему разворотило знатно, и по сварным швам разошелся, и броня треснула. Да и ходовую тоже неслабо покорежило. Я б, ежели меня спросили, в рембат токмо дизелек вывез, да башню с пушкой.

– А почему? – живо заинтересовался тот, подавшись вперед.

– Ну дык, мотор-то вряд ли сильно пострадал, а даже если и так, все равно незачем германцам в его устройстве копаться, ежели вдруг захватят. А башня? Ее, конечно, тоже повредило, но орудие, как мне кажется, уцелело. А пушечка там, товарищ Берия, ох какая знатная. Нельзя ее бросать, вдруг тоже к германцам попадет.

– Да, пушка там, судя по вашему рассказу, и на самом деле весьма интересная, – задумчиво пробормотал нарком, размышляя о чем-то своем. Стенографистка, не отрывая взгляда от блокнота, споро шуршала по бумаге остро заточенным карандашом, уже третьим или четвертым по счету.

– Насчет немцев это вы очень правильно заметили, так что то, что от танка осталось, мы уже вывезли. Кстати, как и обломки сгоревшего тягача. Хорошо, товарищи, я все понял. От имени моего наркомата выражаю вам благодарность за ценные сведения и проявленный в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками героизм. Надеюсь, напоминать, что все, о чем мы говорили, является государственной тайной высшего уровня секретности не нужно? Ну, я так и думал. Нет, нет, сидите, мы пока не закончили. – Лаврентий Павлович сделал стенографистке знак, и та покинула кабинет, негромко цокая по паркету каблуками туфель.

– Видите ли, какое дело, товарищи. Мы так и не знаем, как именно выглядит… гм, выглядел товарищ Дубинин и его спутник. И это весьма досадно. Они много сделали для нашей страны и… – непонятно отчего Берия вдруг замялся, словно собирался сказать что-то еще, но в последний момент передумал.

– Впрочем, неважно. Сейчас сюда придет специально обученный художник-криминалист и с ваших слов набросает портреты обоих. Очень прошу постараться вспомнить даже самые мелкие подробности их внешности, обратив внимание на особые приметы: родинки, шрамы, расположение морщин, выражение глаз, изгиб губ и так далее.

– Но… зачем, товарищ нарком? – не удержался Степан, тут же мысленно выругав себя за несдержанность. Совсем охренел от контузии? И куда лезешь, дурень?! Самого Берию прервал!

Как ни странно, наркома подобная наглость вовсе не разозлила, похоже, он ничего и не заметил:

– Так нужно. А вот зачем – тоже государственная тайна. До свидания, товарищи, – пожав им на прощание руки, Берия быстрым шагом покинул кабинет.

Несколько минут танкисты сидели в тишине, ошарашенно глядя друг на друга, затем в помещение зашел невзрачный человек в цивильном костюме с плоским чемоданчиком, какие бывают у художников, в руке. Гаврилов с Барановым снова переглянулись, уж больно не к месту смотрелся этот глубоко штатский пожилой мужик в кабинете главы всесильного наркомата. Так и хотелось улыбнуться.

Но бойцы ошиблись. Улыбаться им не пришлось. Весь следующий час им вообще было не до веселья: художник замучил их выяснением мельчайших подробностей и не успокоился, пока не нарисовал два словесных портрета, на взгляд танкистов, весьма схожих с оригиналами. Однако на этом мучения не закончились: художник, зачем-то показав им десятка два портретов каких-то незнакомых людей, повторил все заново, «от нуля» набросав с их слов еще два эскиза.