Олег Таругин - Комбат. Вырваться из «котла»!

Изматывающие противника бои продолжались весь день. Силы таяли, подходили к концу боеприпасы, особенно артиллерийские, и горючее для танков, однако и гитлеровцы все заметнее и заметнее снижали темп наступления, увязая в обороне. Остатки батальона Кобрина еще вчера влились в состав одного из стрелковых полков, самого же комбата, как он ни сопротивлялся, вместе с Зыкиным забрал в свой штаб генерал-лейтенант. Три десятка уцелевших пограничников вместе с лейтенантом Авдеевым присоединились к разведроте, бойцам которой хватало работы: практически не отдыхая, разведчики кружили по округе, выясняя обстановку, ликвидируя диверсионные группы и загодя обнаруживая вражеские артиллерийские засады.

Глядя на покрывающуюся все новыми и новыми отметками карту, комбат все больше мрачнел. Похоже, для реализации его замысла им не хватало совсем немного сил. Поскольку он прекрасно видел истинное положение вещей: изрядно потрепанная и обескровленная группа могла выдержать еще один, максимум два серьезных боя. Самое главное, практически не осталось горючего и снарядов. Еще несколько часов, и они просто останутся без брони. Обидно, но, похоже, танки, как и в ПРОШЛЫЙ РАЗ, придется просто бросить на радость немецким трофейщикам: боеукладки почти пусты, не гранатами ж их подрывать? Вот тебе и разбомбленные тылы…

– Что ж, товарищ капитан, – поморщившись от очередного близкого разрыва, внезапно произнес Карбышев. Почувствовав, что зенитного прикрытия у противника почти не осталось, «лаптежники» практически безнаказанно хозяйничали в небе, охотясь даже за отдельными автомашинами или меняющими позицию танками. Да и гитлеровские артиллеристы не зевали, засыпая разведанные позиции осколочно-фугасными снарядами.

– Вынужден признать вашу правоту. У нашего контрудара изначально не было шансов. Простите, что сомневался, и благодарю за службу.

– Погодите прощаться, товарищ генерал, – буркнул капитан. – Мы еще основную задачу не выполнили. Не понимаю только, где же наши отступающие части? Уже должны бы подойти.

Ответить Дмитрий Михайлович не успел: к командирам подбежал запыхавшийся радист. Генерал вопросительно взглянул на бойца. Стоящий чуть поодаль Зыкин ощутимо напрягся – впрочем, заметил это исключительно Кобрин.

– Товарищ командующий… – сбивчиво доложил тот, пытаясь восстановить дыхание. – Есть связь! Войскам 3-й и 10-й армий штабом Западного фронта отдан приказ на немедленное отступление еще три часа назад! Они на нас отходят, направлением на Волковыск – Слоним!

– Что-то еще, товарищ красноармеец? – абсолютно спокойным тоном спросил генерал.

– Так точно, есть дополнение. Судя по коду, с самого верха. Циркулярно, всем частям Красной Армии, находящимся в указанных районах и имеющим соответствующие силы и возможности, – связист цитировал приказ по памяти, – оказать любую помощь в обеспечении благополучного отступления. Шоссе удерживать до последней возможности, не позволять маневренным группам противника замкнуть кольцо окружения. После соединения с отходящими войсками отходить. Все.

– Свободны, – дождавшись, пока боец отойдет подальше, генерал-лейтенант взглянул на Кобрина. – Вот, значит, как, до последней возможности. В точности, как вы и предлагали, товарищ капитан. Словно в воду глядели, честное слово. Просто поразительно.

Помолчав несколько секунд, Карбышев встряхнул головой:

– Что ж, Иван Степанович, примите мои извинения, что, было дело, сомневался в ваших словах. Вы оказались всецело правы. И насчет приказа, и вообще.

Мельком подивившись, что командующий знает его имя-отчество (наверняка Зыкин сообщил, вон как лыбится), Кобрин пожал плечами:

– Да какие уж тут извинения, Дмитрий Михайлович. Все ж на поверхности лежало. Что делать будем, товарищ генерал-лейтенант?

– А что делать? Как и приказано, стоять до последней возможности. Товарищ майор, – последнее относилось к одному из штабных командиров. – Слушайте боевой приказ…

И они держались. До той самой последней возможности.

За каждый метр, на который гитлеровцам удавалось продвинуться вперед, противник расплачивался десятками солдатских жизней. В небо поднимались все новые и новые столбы дыма, отмечающие очередной вспыхнувший танк или бронетранспортер. Расстрелявшие весь боекомплект советские бронемашины порой шли на таран – не ожидавшие подобного фрицы не успевали среагировать, и столкнувшиеся многотонные махины сползали под откос, окутавшись жарким бензиновым или солярочным пламенем. Время, казалось, остановилось, по крайней мере для самого Кобрина. Когда бой подошел вплотную к расположенному в небольшом овраге штабу, он не выдержал и, проигнорировав запрещающий окрик генерала, рванул вперед. Негоже ему, боевому офицеру, комбату и командиру штурмовой роты, в такой момент на заднице отсиживаться! Воевать нужно! Как сам говорил, «до последней возможности».