Олег Кожевников - Комкор

Размышления о действиях немецкой авиации настолько засели у меня в голове, что, добравшись до БА-20, я минут пять втолковывал командиру броневика сержанту Брызгалину порядок его действий при налете авиации на нашу, весьма увеличившуюся, колонну. Теперь бронеавтомобиль Брызгалина замыкает колонну, и при появлении самолетов противника броневик должен сдать немного в кювет и, таким образом несколько увеличив угол возвышения пулеметного ствола, открывать огонь – одним словом, работать по методу Ковалева. Прежний приказ – при появлении самолетов люфтваффе ни в коем случае не останавливаться, только, если колонна успеет замаскироваться в лесу – теряет силу. Сейчас все это будет весьма затруднительно сделать, ведь шоссе, по которому мы двигаемся, забито брошенными танками, сгоревшими автомашинами и разбитыми пушками. Когда дым несколько развеялся, это стало хорошо видно и теперь уже стало окончательно ясно, что без тяжелых танков, пробивающих путь, прямое, а иногда даже и объездное движение на колесном транспорте осуществить невозможно.

Закончив давать указания Брызгалину, я быстрым шагом направился к трофейному грузовику. В его кузов, под тент, уже загрузили раненых танкистов, а их командир стоял у кабины «хеншеля», ожидая меня. Когда я подошел, лейтенант Быков как-то несмело, запинаясь от волнения, спросил:

– Товарищ подполковник, а правду бойцы говорят, что ваша бригада наголову разбила 47-й моторизованный корпус немцев? Я, конечно, видел в кузове пленных фашистов, но все-таки – уничтожить моторизованный корпус. это же уму непостижимо!

– Это почему же непостижимо? Что мы – хуже немцев воевать умеем, что ли? Они, вон, мочат наших с воздуха, – я кивнул на продолжавшие чадить останки автомобилей, – а мы их из засады долбим. Ты еще в пушечный броневик не заглядывал. Если бы узнал, кого мы там везем, вообще бы в осадок выпал. А там сидит связанный не кто-нибудь, а сам командующий Второй танковой группой немцев. Слышал о таком?

– Неужели сам генерал Гудериан?

– Он, родимый! Теплого взяли, только ребята помяли его чуток, а так ничего, живехонький, и мешок с секретными документами при нем! А они ой как нужны сейчас нашему командованию. Теперь, лейтенант, ты понимаешь, почему необходимо спешить и ни в коем случае не останавливаться? Нет у нас времени сейчас даже на жалость и сострадание! Если командование вовремя не получит эти бумаги с секретными планами немцев, прольется русской крови в тысячи, в миллионы раз больше. Ладно, лейтенант… Думаю, ты вник и будешь гнать вперед без остановки. Не тормози, если даже на твоем пути будет лежать раненый человек, который не в состоянии отползти с дороги: вперед, и никаких гвоздей, только это сейчас может нам помочь. А теперь дуй к танкам, командуй заводиться, и начинаем движение, времени на болтологию уже нет. Как договаривались, твои два танка катят первыми, за вами впритык следует моя колонна. Остановка перед мостом через реку Зельву; там, недалеко от дороги, есть небольшая рощица, вот к ней и сворачивай – будем под деревьями маскировать нашу технику. Места для этого дела уже должны быть оборудованы. Мои ребята наверняка между деревьев натянули маскировочные сети. Все, лейтенант, время пошло.

Когда лейтенант трусцой побежал к танкам, я запрыгнул на подножку грузовика и еще раз оглядел панораму окружающей местности. Мой взгляд зацепился за разорванный остов ЗиСа, а вернее, за лежащий недалеко от него практически неповрежденный большой горшок с фикусом. А я еще тогда гадал, что это непонятное вылетело из взорвавшегося лимузина во время налета. Со стороны, наверное, это смотрелось более чем странно, когда из столба огня и дыма вдруг вылетело ядро с зеленым, развевающимся хвостом. Так вот что это было, и нет тут никакой загадки или мистики, а только чудовищный цинизм большого начальства. В такое тяжелое время, вместо того чтобы вывезти из зоны боевых действий хоть кого-нибудь, кроме себя – ребенка, например, или беременную женщину – прихватили, сволочи, любимый фикус. Вот и получили по заслугам.

Про себя матерно выругав этих вечных хозяев жизни, разъезжающих на подобных лимузинах, я перевел взгляд на ремонтирующийся танк. Шерхан там уже вовсю командовал, даже звук работающего двигателя «хеншеля» не мог заглушить его зычных выкриков. Только когда взревели дизеля двух танков, Шерхана не стало слышно; победный их рев и вырвавшиеся вслед за этим черные выхлопы послужили для меня сигналом – пора. Я, забравшись в кабину, скомандовал Синицыну двигаться за крайним танком, сохраняя дистанцию метров в десять.