Олег Кожевников - Комкор

– Не надо, комбат, беспокоить людей, им скоро предстоят суровые испытания. Я уже вижу, что пушки стоят на позициях, а пристрелять их вы сможете и позже. Передовые отряды немцев смогут появиться здесь только часа через два, вы это сразу услышите, ведь они сначала наткнутся на позиции закопанных танков и наверняка сразу ретируются – будут ждать подхода основных сил. Под грохот этой канонады вы пристреляете и орудия, и пулеметы.

Наш разговор с лейтенантом подходил к концу, и я уже собирался прощаться с комбатом, чтобы продолжить свою инспекцию, когда на НП батареи появился Шапиро. Комиссар 681-го артполка, как обычно, был весел и излучал такую энергию, как будто и не было никакого изнуряющего марша, перед которым его полк еще и уничтожил целый моторизованный корпус немцев. Вот что значит ветеран, который еще со времен финской войны привык каждую свободную минуту использовать для качественного отдыха. Я знал, что Ося может спать в каких угодно условиях – хоть вверх ногами в сугробе, хоть под канонаду находящейся под боком гаубичной батареи, а питаться и вовсе как верблюд – раз в сутки.

Встреча со старым другом чрезвычайно меня обрадовала; если бы рядом не стоял лейтенант, точно затискал бы в объятиях этого так много для меня значащего человека. Было ощущение, что не виделись с ним миллион лет, хотя еще позавчера я давал Осе втык, что плохо замаскировано одно орудие, а командира злополучной пушки и вовсе грозился отдать под трибунал. С тех пор, кажется, прошла целая вечность, составленная из попеременно сменяющихся неожиданных побед и горьких разочарований, окропленных кровью погибших товарищей, и постоянной, непрерывной суеты, но все это было совершено необходимо для выполнения крайне важного дела по изменению вектора истории.

Шапиро при свидетеле повел себя строго официально – сухо доложил о состоянии дел в полку и настроениях личного состава. Только Осины глаза во время этого доклада жили совершенно иной жизнью – он буквально пожирал взглядом мои генеральские петлицы; а когда мы с ним пошли осматривать другие позиции полка, просто засыпал меня вопросами, при этом, как было принято между нами, не обошелся без саркастических замечаний:

– Юр, а что же тебе Болдин штаны-то генеральские, с лампасами, не подарил? Какой-то ты не натуральный генерал получаешься – пуза нет, штанов соответствующих нет, к тому же без «эмки» и свиты бродишь по окопам с автоматом! Непорядок… не по-генеральски это!

– Но-но, политический вождь полка! У генералов свои причуды! Хотим – в простых шароварах ходим, хотим – противотанковое ружье на плече носим. А про свиту ты зря – вон, у меня и спереди, и сзади по волкодаву – они кому хочешь пасть порвут. Сам знаешь по финской войне – Шерхан и Якут целой роты егерей стоят; так что можно сказать, я следую в сопровождении целой роты охраны. Не каждый маршал такой чести удостаивается. А ты о каких-то штанах с лампасами! Да тьфу на них два раза! Лучше о себе подумай, о своей новой форме – ты теперь тоже уже целого полка комиссар, не батальона, должен вести себя соответственно – уважения к генералам, так сказать, питать в два раза больше.

Примерно в таком духе мы и вели разговоры, пока ходили от одной батареи к другой, однако на подходе к позициям, оба мгновенно перевоплощались в серьезных и требовательных командиров. Закончив обход, я остался доволен положением дел – полк был вполне готов к отражению атаки. В настоящий момент девяносто пять процентов личного состава отдыхало, но если все нормально, зачем будить солдат? Мне и одного Шапиро было вполне достаточно, поэтому и командира полка, теперь уже подполковника Чекалина, я запретил будить, просто передал для него Осипу свои бывшие петлицы.

После обхода расположения полка Шапиро решил составить мне компанию и в инспекции позиций, выдвинутых вперед, – двух танков и прикрывающей их бригадной штабной батареи. Вот там царило настоящее оживление, особенно в расположении штабной батареи: тут никто не отдыхал, все трудились в поте лица. Еще бы, ведь, в отличие от 681-го артполка, занявшего хорошо подготовленные еще до войны оборонительные рубежи, батарейцам и досталось-то только несколько вырытых 6-й ПТАБР окопов, один дзот и два блиндажа. Приходилось спешно воздвигать и другие оборонительные сооружения. Вдобавок ко всему батарейцам приходилось помогать саперам: около двадцати человек сновали, как муравьи, разнося по секторам трофейные мины, которые привезли «ханомаги». Одним словом, бойцы отрабатывали то удобство, с которым они сюда добрались – не своими ногами и на телегах, а с шиком – на грузовиках. Поэтому и поспать им здесь теперь времени не было, но ничего – выспались в дороге, благо ни разу не пришлось выпрыгивать из кузовов, спасаясь в кюветах от налетов немецкой авиации. «Ничего, выдюжат», – думал я, глядя на мокрые от пота спины красноармейцев, и направился было к бойцам, заканчивающим оборудование орудийной позиции, но меня тормознул Шапиро. Бесцеремонно схватив за руку генерала, он повернул совсем в другую сторону, туда, где вокруг большой кучи трофейного оружия стояла небольшая группа красноармейцев. Наверняка эта груда пулеметов, минометов и ящиков с боеприпасов к ним была привезена «ханомагами» и разгружена в одном месте – откуда еще взяться этому трофейному оружию; а что все в одной куче, так это выполнение моего приказа буквальным образом: доставить трофеи в штабную батарею – и быстро обратно, к точке сбора.