Глеб Вышневецкий - Гирум

Александр очнулся с ужасной головной болью, вызванной депрессивным полем огромной мощности. Она зарождалась где-то в глубине черепа и проходила через весь череп, гигантским гидравлическим прессом выдавливая все образы и чувства, оставляя после себя лишь исковерканные обрывки мыслей. Он не выдержал и застонал, прикусив губу. Пытаясь хоть как-то унять боль, Александр рефлекторно попытался приложить руку к раскалывающейся голове, но с удивлением и неприятием обнаружил, что неспособен пошевелиться. Те ощущения, которые с трудом проходили сквозь сплошную болевую завесу показали, что он находиться в вертикальном положении и надежно прикреплен к четко чувствовавшемуся столбу. Металл неприятно холодил спину, что отнюдь не способствовало ни поднятию настроения, облегчению головной боли.

Собравшись с духом, он, наконец, открыл глаза. Яркий свет ослепил не привыкшие глаза и Александр тут же закрыл их снова. От этого резкого движения пресс превратился в молот и исступленно застучал изнутри черепа. Наконец, спустя долгие минуты он смог унять боль и совершить вторую попытку осмотреться. Осторожно приоткрыв глаза, Александр огляделся. Перед ним стоял Виктор, печально и предупреждающе смотревший прямо в глаза. Оглядев Рогожина, Александр удивился: из одежды присутствовали лишь множество трубок и проводов, начинавшихся иглами и электродами и завершавшимися где-то внутри полуметрового постамента, на котором, собственно и стоял бывший капитан, прикованный к столбу так, что не мог пошевелиться ни руками, ни ногами, ни шеей, а наголо бритую голову фиксировал обруч. Понять, что и он сам находится в аналогичном положении, особого труда не составило.

— Что проис…, - начал было он, невзирая на предупреждающе взметнувшиеся брови Рогожина и тут же взвыл от боли, резко пронзившей все его тело.

— Полагаю, излишне пояснять, что иногда лучше помалкивать, чем открывать пасть, — раздался прямо за ухом голос Золеева.

— Но…, - хотел было продолжить Александр, и тут же замолк, сжав зубы, терпя куда более сильный и продолжительный удар.

После того, как пытка закончилась, он, обессилено обмяк на столбе, удерживаясь лишь на ремнях и наручниках. Желания выяснить что-либо исчезло, выжженное током высокого напряжения. Остались лишь усталость и желание, чтобы все поскорее закончилось.

Придя в себя, он обнаружил, что в этом бункере, который из-за царившей в нем темноты казался просто необъятных размеров, находится, скорее всего, вся их группа. Слева от Виктора в таком же виде висела на ремнях Марина, а справа — уже очнувшийся Игорь, который как раз в этот момент проверял на себе меры, предпринятые полковником Золеевым для обеспечения режима тишины. Кто стоял дальше, а также рядом с ним, он видеть не мог, так как обруч мешал повернуть голову, а расстояние между постаментами было все же достаточно большим, чтобы можно было скосить глаза.

Внезапно Виктор почувствовал неслыханное облегчение и услышал вырвавшийся вздох облегчения, впрочем, тут же сдавленный, очевидно, в страхе перед скорым на расправу Золеевым. Он насторожился, но прошло мгновение, второе, а ничего так и не происходило. За одним исключением. Он впервые за два года пребывания в комплексе "Метроном" почувствовал в себе всю скрытую мощь, почувствовал и понял, чего так страшился полковник. Чего так страшился и что, ненароком спровоцировал. В помещении запахло М-излучением. Рогожин повернул голову и увидел, как с постамента, чуть пошатываясь, спускается Роман. Следом за ним оковы разомкнулись на Игоре, который, разминаясь, спустился со своего.

"Черт! Это же неповиновение приказу!" — возмутился было Виктор, но тут же усмехнулся своим мыслям: "Надо же, мое чувство юмора никуда не делось, я еще думаю о присяге. А вот о парнишке подумать бы совсем не мешало! Что он, интересно, такого намутил?". Откуда-то у него была полнейшая уверенность, что все произошедшее с ними — полная правда, и что они, наконец, получили возможность сыграть в игру по своим правилам.

Одновременно со своими размышлениями о неотвратимости трибунала, Виктор автоматически снимал с Александра наручники, освобождал его от множества прочих ненужных дополнений и сканировал окружающее пространство на предмет выхода и непременных препятствий на пути к свободе.

— Что он сделал? — задала вполне закономерный вопрос Юлия.

— Хороший вопрос, — похвалил ее Виктор, подсознательно ждущий подобных слов хоть от кого-нибудь. — Одно плохо, не очень своевременный и уж совсем не по адресу. Кстати, ты ведь, если мне память не изменяет, медсестрою раньше была, вот и помоги ему прийти в себя, глядишь, и узнаем чего.