Виталий Храмов - Сегодня – позавчера

Как я понял из контекста потоков сознания свежеиспеченного дембеля-инвалида, обладатель моего теперешнего тела был абсолютным отморозком: бесстрашным до безбашенности, немногословным до угрюмости, уставщиком до нудности, неспешномыслящим до скудоумия, сильным физически, выносливым, как конь, жестким до жестокости, нелюдимым до замкнутости, нелюбопытным и безграмотным, стеснительным с бабами до женоненавистничества, почитатель начальников до подхалимничества. Букет ещё тот. Зато как в «легенду» ложилось! Класс! Я тоже должен помалкивать, чтобы не взболтнуть чего иновременного, из-за этого же должен быть нелюдим. Стоит и дальше придерживаться легенды.

Но полностью соответствовать не получается. Зрение восстановилось настолько, что я, сидя в койке, подтянул газету, помучившись одной рукой, расстелил на коленях, стал читать.

– Товарищ старшина, а вы читать умеете?

Я посмотрел на сослуживца, постаравшись сделать взгляд максимально «тяжёлым». При этом лихорадочно придумывая, как выкрутиться.

– Я не понял, боец. Ты меня тупым назвал? – ответил я, призвав на помощь все перлы «армейского» «юмора», какие смогли отложиться в голове.

Глаза бойца округлились.

– Я… Я просто никогда не видел вас читающим, – залепетал тот. Да, всё-таки авторитет отморозка классная штука. На «вы» обращается.

– Это говорит лишь о твоей недальновидности, невнимательности и общей несообразительности. – Боец офигел ещё больше. Слышал ли он от старшины подобные слова, да ещё три подряд?

– Или ты оскорбил не меня, а Красную Армию?

– Армию-то как? – взвизгнул дембель.

– Ты, правда, считаешь, что в самой просвещённой армии мира – Красной Армии – старшиной может быть настолько тупой тип, неспособный освоить грамоту?

Боец вообще «поплыл».

– Если от моего гнева ты ещё можешь спастись извинением прилюдно, то за клевету на Красную Армию и критику её командования, в части комплектования армии младшим комсоставом, да ещё в условиях военного времени… Это саботаж. Подрыв дисциплины и веры трудового народа командованию. Трибунала тебе не избежать.

На бойца больно было смотреть. Он икнул и откинулся на подушку.

– Сестра! – рявкнул я. – Тут бойцу поплохело.

В палате повисла напряженная тишина. Видимо, потерявший сознание до этого развлекал их байками о приколах над тупым старшиной. И вдруг – такое!

– Да, ребята, – улыбнулся я, – сильно меня головой приложило. Так что будьте внимательнее на поворотах.

После этого я почувствовал себя наркомом обороны. От моего взгляда люди скукоживались, бегом выполняли просьбы, слушали открыв рот. Не скажу, что мне это было приятно, но зато удобно. Дешево, надёжно и практично. Это было круто! Я просто изображал из себя генерала Булдакова из фильмов «Особенностей национальных «всяких там», а они, бойцы, путейцы, медперсонал принимали это за чистую монету. Вот так как-то.

Я уверенно шел на поправку. Ну, а что нет-то? Кормили нормально, покой, лечение, да с Божьей помощью. Стал вставать. Сначала с помощью ходячих соседей по палате, потом сам. Одна нога была в лангетке, обе в швах и бинтах, но потихоньку, полегоньку. Больно. От боли чуть штаны не марал, но надо. Война. Там люди гибнут, а я тут прохлаждаюсь, с медсестричками зубоскалю. Надо, Федя, надо!

Вот и швы через один день сняли. Смог самостоятельно выбираться во двор. Теперь большую часть времени проводил там, на лавочке, под деревьями. Тут, на улице, меня ждало ещё одно открытие – я стал очень хорошо видеть. Прошлое моё тело было всегда близоруким, а тут вдруг мир стал огромным, объемным и бескрайним.

Доброхоты постоянно снабжали меня свежей прессой и книгами. Читать я всегда любил, а сейчас и делать больше было нечего. Поэтому читал всё подряд. Кроме интересного времяпрепровождения, была в этом и цель – как мне ещё объяснить столь широкие (для старшины Кузьмина) познания, тем более после амнезии? А тут и отмаза – прочитал я. И отвали, Вася!

На этой теме ещё ближе скорефанились с врачом Натаном Аароновичем. Он оказался обладателем прекрасной библиотеки. А я – первым подписчиком. Стали много общаться, в том числе и по пресловутому еврейскому вопросу. Кто мог знать, что типичный еврей, правда не картавый и без акцента (ещё его родители родились в этом городе, разговор, даже дома, только по-русски), да ещё и Натан, да и Ааронович, окажется таким антисемитом! Не ожидал.

Всё было в тему, кроме одного – время уходило. Отгорел пожар на днепровских рубежах. Долго упирающийся Могилев пал. Разгоралось смоленское сражение. А я в парке, на лавочке, с книжечкой. Никогда не чувствовал себя настолько убогим.