Борис Попов - Неприятнейшая неожиданность

Споров не было. Иван глядел на своих сурово, как дембель на первогодков. Этот и проследит, да и сам не обмишурится.

– А сейчас нам нужно сделать перевод текста песни на русский язык, по сути – написать на эту тему новые стихи. Чтобы Ярослав писал спокойно, пусть идет домой. На работу три дня.

– Да я лучше тут, с ребятами.

– И учтите: без этой песни заказа не будет!

Ярик сиял, как медный таз. Писать стихи было его любимейшим делом.

– Мастер, хоть намекни, о чем писать-то? Не похабное чего?

– Ну ты нашел похабника!

– А вот твои анекдоты…

– И есть анекдоты. А тут о Божьей матери петь буду!

И я коротенько перевел текст. О том, как мы просим ее защитить нас всех, укрыть землю своей заботой и любовью. А потом спел. Это было, конечно, не исполнение итальянской суперзвезды, но слушателей проняло. У, особо чувствительных, даже выступили слезы на глазах. Эх, молодость, молодость…

– Старший, а вдруг я плохо напишу?

– А я тогда плоховато спою!

Посмеялись, усадили пятнадцатилетнего поэта на чурбачок, сунули в руки кусок доски, который после работы плотников валялся во дворе, и вдохновение полилось на бересту, используемую в Новгороде вместо бумаги, которая до Руси еще не дошла.

Подарок леса махом ободрали с напиленной на дрова березы, вместо писала сунули Ярославу большой гвоздь, выцыганенный сходу у плотников, которые еще тоже возились с постройкой регистратуры, и работа понеслась! Да, пора подаваться на повторный осмотр знатного семейства.

Боярин и его детишки, по сути, уже выздоровели. Жалоб не было никаких ни у одного из пролеченных мною пациентов. Хозяин попросил помочь жене.

– Не возьмусь! Она категорически отказалась.

– Ей уже совсем плохо стало.

– Вызывайте другого.

– Обращался еще к двоим, любые деньги давал, не идут, говорят они это не лечат. Не могу же я троих детей без матери оставить!

– А полечить ее также, как и вас, не пробовали?

– Да пока спохватились, Ирина уж и пить не может…

– Да, совсем плохи дела. Это мне надо поглядеть.

Повели в покой боярыни. Она лежала бледная, черты лица заострились. Давненько на отравлениях грибами такого не видал! Многие линии перекошены. Похоже, поражены токсином и печень, и почки, резко упало артериальное давление. Сердчишко колотится, как у зайца, часто – часто. Прогноз, без лечения, крайне неблагоприятный.

Надо браться лечить, и будь, что будет! На то, что может пойти нехорошая слава, в случае неблагоприятного исхода – наплевать! Не деньги в жизни главное…

А ведь сейчас не 21 век, зонда для промывания желудка не сыщешь ни за какие деньги, прокапать нечего и нечем. Велел подать объемный кувшин с водой, ведро, кружку, ложку. Всех выпроводил, чтобы не мешались и начал работать.

В первую очередь, позарез нужно повысить артериальное давление. Попытался. Бился минут двадцать. Медленно, но верно, состояние улучшалось: порозовели щечки, вернулся блеск в глазах. Повозился еще минут десять. Боярыня оживилась, начали двигаться руки и ноги. Пора!

Взялся пихать ей в рот ложку с водой, сажать больную пока рановато. Гадкий характер опять проявил себя во всей красе: молча сжала зубы. Вот сволочь!

Внятно сообщил знатной паскуде, что о ее дурости узнают все – и муж, и дети, и челядь, и другие боярские семьи, куда меня вызывают часто. И когда она умрет, будут говорить, что от глупости сдохла.

А я постараюсь добиться через епископа Германа, которому сейчас строю церковь за мой счет, чтобы ее похоронили на отшибе от кладбища, как самоубийцу. И, что не надо думать, будто просто пугаю. Сказал – сделал!

Это оказало неплохое лечебное воздействие – зубы разжались. Долго поил любительницу грибов из ложки. Потом ее бурно рвало. И так – раз десять. Боярыня покрылась холодным потом. Не пилось тебе, голубушка, несколько часов назад…

Дал нам обоим отдохнуть. Опять повысил давление крови в сосудах, можно сказать – вдохнул жизнь в отравленный организм. Села уже сама. Впервые что-то умное молвила:

– Наливай чашку, из нее теперь пои!

Дело сразу пошло веселей – бодренько наливали, пили и вырывали! Если жидкость пыталась зависнуть в желудке и резко прорваться в кишечник, откуда ее уже извлечь сможет только патологоанатом и токсин попрет в кровь свободно, пихал в рот черенок от ложки, и гадость вылетала наружу. Так возился еще полчаса.

Потом уложил пострадавшую от поедания грибочков и суровой медицины 11 века, женщину на широченную кровать с балдахином.