Ярослав Гжендович - Владыка Ледяного Сада. Конец пути

Вуко хлопнул в ладони в остолбеневшей тишине и развел руки.

– Ап! Аррэтэ! Вуаля! Не пытайтесь повторить это в домашних условиях!

Н’Деле стоял, склонившись, в шаге, со все еще поднятыми руками и настолько же растерянный, как и остальные.

Вуко подскочил к своим, поднимающимся с земли, схватил одной рукой за куртку на груди Филара, другой – Грюнальди, повис на миг, как боксер, притянув их к себе.

– Поняли приказ?!

Оба тряхнули головами и моргнули, словно едва-едва пробудившись.

– Поняли… – пробормотал Филар.

– Что оно такое, «хубудубу»? – спросил Грюнальди.

– Неважно. За работу!

Отпустил их и, покачиваясь, вернулся на площадь. Музыканты снова подхватили ритм, а невыносимый кебириец снова принялся подпрыгивать и хлопать.

– Должно быть, любимый приемчик… – вздохнул Драккайнен и поднял руки. Уклонился от высокого пинка, перескочил пинок низкий, а потом вопросительно мотнул головой, одновременно раздумывая, сумеет ли гуманоид с другого конца галактики понять без слов только выражение лица. Когда Н’Деле легонько кивнул, пришел к выводу, что таки сумеет. Похоже, эволюционная конвергенция дотягивалась глубже, чем к азиатам или болгарам.

Он заблокировал высокий, акробатический пинок, развернувший его вокруг оси, после чего ответил лоу-киком в бедро и внезапно ударил Н’Деле правым хуком в основание челюсти. В этот удар он вложил всю свою усталость и фрустрацию.

Кебириец отскочил с сонным выражением удивления на лице, сделал несколько шажков, достойных лунатика, колени под ним вдруг подломились, и он свалился, словно башня. Выглядело все так естественно, что тяжело дышащий Вуко не сумел оценить, правда ли он оглушил противника, или же все было хорошо сыграно.

Воцарилось мрачное молчание, музыканты некоторое время продолжали играть, но все медленнее и неувереннее, пока не поклонились и не принялись отступать.

Драккайнен оперся ладонями в бедра и постоял так, ожидая, пока успокоится сердце и восстановится дыхание, настолько, чтобы он смог говорить.

Он поднял лицо и посмотрел на укутанного мехом Кунгсбьярна Плачущего Льдом, что замер на вороньем троне, вынесенном для него на подворье, с рогом у рта. Вождь лишь таращился остолбенело из-под нахмуренных бровей.

– Бой закончен, – заметил Драккайнен. – Моя вещь – моя, как ты и сказал.

– Бой закончен, – согласился Плачущий Льдом. – Теперь мне нужно решить это как стирсману. Что важнее: обычай гостеприимства по отношению к нескольким приблудам, которых никто не станет искать, или выживание рода. Должен ли я отдать вещь, которая позволяет пройти сквозь урочище, и остаться безоружным?

Он замолчал. Драккайнен подошел к Н’Деле, похлопал его по лицу по другой щеке, чем та, которую он ударил, и протянул ему руку. Кебириец ухватил его за запястье и встал с земли. Трое людей разведчика исчезли в толпе – он видел, как они пробираются под галереями, прежде чем нырнуть в тень, еще трое начали протискиваться между зрителями в его сторону.

– Берем Кунгсбьярна, – пробормотал Вуко, все еще сжимая ладонь кебирийца. – Сейчас я буду около него. Когда это увидишь, давай ко мне, мои люди прикроют нам спину.

Развернулся к Плачущему Льдом, трогая языком припухшую щеку изнутри, и снова согнулся, упираясь ладонями в бедра.

– Закон важен, – продолжал Кунгсбьярн. – Без закона мы были бы как животные, а весь мир охватила бы вечная война всех со всеми. Но клан – нечто большее, чем несколько человек и их малые права. А наш клан ведет войну.

– Ах ты ж, сука, каналья, pasi kurče , – прокомментировал Драккайнен. – Цифраль, время «стоп».

И ничего не случилось.

Один ужасный миг Плачущий Льдом удивленно смотрел на Вуко, а потом лицо его стянуло гневом; он открыл рот, словно собираясь выкрикнуть приказ – и так и застыл. Вместе со звуком, танцующими снежинками и остальной толпой.

Неподвижно замер весь мир, залитый посиневшим светом, а потом снова сдвинулся.

И снова остановился.

– Ну-ну, – предупредительно произнес Вуко. – Давай осторожно.

Между ним и вальяжно развалившимся на своем странном кресле Кунгсбьярном, к счастью, никого не было. Драккайнен подошел к нему, осторожно, чтобы не зацепить ничью руку, и удостоверился, что вокруг вождя достаточно свободно. Ничего странного – поединок поединком, но никто не станет толкаться подле стирсмана.

Плачущий Льдом сидел, чуть приподнявшись в кресле, с растрепанными волосами и с правой рукой, горизонтально замершей над животом, по дороге к рукояти меча. Вуко очень осторожно, словно имел дело с сахарной бутафорией, вынул меч у него из ножен и очень медленно переместил его, чтобы не сломать и никого не зацепить. Повел взглядом по приближенным вождя, что застыли, обернувшись в сторону Скальника, Боярышника и Спалле, которые протискивались сквозь толпу, а потом щелчком пальцев сломал одному наполовину вынутый из ножен клинок, а нескольким прочим махнул рукой в сторону ушей, словно собираясь отвесить пощечину, но остановив удар сантиметров за пять от головы, мазнув ладонью застывший, желеобразный воздух. Потом встал за вождем, приставив ему клинок к шее, и наклонился к уху.