Юлия Маркова - Отцы-основатели

Сон сморил и ее помощницу, в какой-то мере являвшуюся прямой противоположностью своей начальнице. Студентка выпускного курса педагогического университета, она проходила в лицее Эжен Ионеску практику перед тем, как получить право самостоятельной педагогической работы. Девушку звали Ольга Слепцова, она была русской по крови и напрямую происходила от русских эмигрантов еще той первой послереволюционной волны.

Ее прадед штабс-капитан Иван Слепцов прибыл во Францию после того, как бушующие волны гражданской волны вышвырнули из России его и еще около ста тысяч таких же осколков прошлого мира. С тех пор Слепцовы в России не бывали, хотя и поддерживали в своей семье идеальное знание русского языка. Не ступали они на землю Родины ни в качестве туристов, ни в обозе германских завоевателей, сперва торжественно промаршировавших до Москвы, а потом бежавших до самого Берлина. Большевиков (еще в том, старом понимании) Слепцов-старший не простил, но за взятый штурмом Берлин сильно зауважал, потому что в его понимании именно так и должны заканчиваться все войны.

Ольгу с детства воспитывали в русских традициях, так как это понимали русские эмигранты – то есть самовар, сарафан, коса до пояса и Достоевский, Толстой, Чехов, Бунин в качестве культурной программы. Конечно, в чрезмерных количествах такая программа способна взбунтовать и буриданова осла. Едва окончив лицей, Ольга обрезала косу, переоделась в джинсы и ушла жить в студенческий кампус при университете. Свою начальницу она, как бы это сказать, слегка недолюбливала, считая ее чокнутой дурой, почти что сумасшедшей, зацикленной только на своем феминизме. Парней Ольга любила, но в ее представлении они должны были быть одновременно и умными и сильными, а таковых ни среди ее соотечественников-эмигрантов, ни тем более среди французов как-то не попадалось.

Среди юношей и девушек, учившихся в лицее Эжен Ионеску и поехавших на праздник к теплому морю, были еще двое русских учеников. Одна из них – Марина Жебровская из выпускного класса, которую французские соученики звали Марин – роскошная семнадцатилетняя блондинка, тоже, как Ольга, представляющая старые семьи русской эмиграции. Вторым был Николай Петровских – шестнадцатилетний сынок бежавшего из России в связи с уголовным делом нового русского, мальчик этот был Ольге крайне несимпатичен из-за свой заносчивости и брезгливого пренебрежения соучениками. Почему родной папенька со всеми его честно сжиженными миллиардами, которые он увел с государственных подрядов, не отдал сынка в частную школу – было для Ольги загадкой, но у беглого нувориша, видимо, были свои принципы. Например, никогда не платить за то, что можно взять бесплатно.

Остальные ученики представляли из себя полный социальный срез парижского пригорода. Не совсем дно, но и не кварталы для богатых. Одна девушка-метиска, порождение бурной любви француженки и заезжего араба, прикидывающегося шейхом; и один юноша-мулат, чьи родители переехали с Мартиники поближе к столице в поисках счастливой жизни. Остальные же их соученики происходили из местные французов с самыми что ни на есть исконными корнями; и несмотря на это, особых перспектив жизни не имели, поскольку безработица среди молодежи во Франции достигает двадцати пяти процентов, а среди выпускников бесплатных государственных школ она еще выше.

Итак, все в этом автобусе спали, один только водитель, сорокачетырехлетний Ален абд аль Рашид (француз-алжирец в третьем поколении) бодрствовал, внимательно вглядываясь в ночную дорогу, пустынную в этот час. Из-за ее извилистости он не рисковал разгоняться больше пятидесяти километров в час, а сейчас даже еще больше сбросил скорость в том месте, где почти сразу после выезда из Суссана дорога, огибая подножье холма, проходила через небольшой лесной массив. И вдруг свет фар уперся в появившееся прямо впереди на дороге колеблющееся пятно непроглядной черноты.

Водитель едва успел ударить по тормозам, как тяжелый двадцатипятитонный автобус, оставив на асфальте короткие, будто обрезанные тормозные следы, нырнул в это чернильное пятно, которое поглотило его весь без остатка. Асфальт под колесами кончился и тяжелую машину затрясло на ухабах поросшего редкими соснами косогора. Потом прямо перед капотом в свете фар выросло огромное дерево… Последовал тяжелый удар, сопровождаемый звуком выбитого лобового стекла – и автобус, перекосившись на правую сторону, остановился. Изумленная тишина, продержавшись около десяти секунд, взорвалась отчаянными криками.