Андрей Загородний - Вопль археоптерикса

– Поди больше, чем у нас. День-то точно короче. Не хотелось бы узнать, сколько в году, – пробурчал радист.

– Не хотелось бы, – согласился Проша. – Но можно будет предположить и так.

– У динозавров ни одно созвездие не похоже на себя, – сказал Алешка, усмехнувшись. – Небо совсем другое. Могу только догадываться, где сейчас Ковш Большой и где Малый. Они здесь есть – их звезды, в смысле, но я не уверен… и Полярная звезда теперь не полярная.

Алешка их в первую очередь на карту поместил. Поместить-то поместил, но смеялся: «Я разведку произвел, дальше дело за Прошей данные обрабатывать». Нам со штурманом сведения требовались больше по провианту и ремонту машины. Провианта ходило рядом много, и нам уже не хватало пальцев, чтобы объяснять, кого встретили в чаще.

Поэтому мы постоянно спрашивали Прошу, как называется тот или другой зверь. Отвечал физик охотно, но расплывчато. А Галюченко оказался самым интересующимся из нас, поскольку за добычей ходил чаще других:

– Ты, Проша, определенно скажи, как они называются. А то таскаю я, таскаю в котел этих гадов зеленых, а они у тебя то рамфоринхи, то птеродактили. Одно название нужно, чтоб не путаться, с чем суп варить.

Проша взял у Галюченко недавно добытую зеленовато-коричневую зверюгу, оттянул ее перепончатое крыло, вздохнул:

– Что сказать? Ты ему, Петр Иванович, хвост вроде не отламывал, пусть будет птеродактиль, рамфоринхи – с хвостом.

– И нарекаю тебя птеродактилем! – голосом протодиакона пропел Костя, дал петуха и закашлялся.

– Ну ладно, – решил стрелок, – тогда те, которые желтые, с этого дня считаются рамфоринхами…

Каждый день привычно начинался со сбрасывания разных гадов с машины и из нее. Потом кто-нибудь уходил на просеку, наряд по кухне разрабатывал план кормления экипажа, а остальные забирались наверх и принимались стучать. И к концу этой первой недели кое-как заклепали уже почти все отверстия. Во всяком случае, на рассвете солнце не било мне в глаз в ровный полукруг из семи дыр под правым передним иллюминатором.

Надо было еще изобрести, чем закрыть два разбитых окна. Когда садились, осколки держались в раме и даже защитили нас от первой атаки гостей-птеродактилей. Но назойливым тварям понравилось ковырять битый плексиглас, и он вскоре полностью высыпался на пол. Что интересно, более-менее целые стекла зверье не трогало, а вот лучащиеся на солнце кусочки не давали им покоя, как бриллианты – капиталисту. Ночами мы закрывали выбитые форточки ненужными сейчас гимнастерками, а от земли оторвемся, и гимнастерочки посрывает, как не бывало.

Это если удастся взлететь, но если не думать, то никогда и не взлетишь. Еще пробитый бензопровод, но его я, кажется, нашел чем заменить. Да и с окнами Алешка хорошую идею подкинул, что можно оставшиеся осколки плексигласа попробовать смолой от араукарии склеить. Вот только половину плексигласа за борт выхлестнуло, получилось бы здорово, если бы он весь в кабину ссыпался, но так ведь не бывает.

Ночевали все в «ланкастере», по-прежнему валявшемся посреди джунглей, как огромная рыбина, запутавшаяся в сети. Спать внутри было проблематично, так накалялась машина к ночи, несмотря на сомкнувшуюся над самолетом зеленую крышу. И оставаться снаружи было глупо – зверье в округе не дремало. То и дело кто-нибудь из нас вскакивал и с руганью открывал форточки и иллюминаторы. Мы пытались соорудить решетки, но и те летели в сторону, казалось, что даже они перекрывали доступ прохладе. Через пару минут форточки захлопывались потому, что местная фауна лезла внутрь.

– Задраить люки, – сонно бормотал Алексей из своего угла.

Утром просыпаешься мокрый от пота. За обшивкой – вой мечущихся перепончатых. Глухой удар по фюзеляжу, и слышно, как сползает тварь. В небе – вопли местной почти единственной почти птицы – археоптерикса.

Закрываешь глаза и представляешь, что вернулся домой, открываешь – нет, все еще в джунглях. Надо опять есть зеленую похлебку из птеродактиля, экзотика, видите ли. Но сегодня я собрался пойти на пересохшее болото за другой добычей, тогда, если повезет и кладка будет еще цела, пожарим яичницу из огромного яйца на огромном камне.

Определить название хозяина кладки Проша сразу не смог. Он все время твердил, что никого из учебников на сто процентов опознать не может. У одного перья вместо голой шкуры, у другого габариты мощнее, чем он ожидал, и он теперь не уверен, как его называть. Мы же ему надоедали с вопросами: относятся ли эти габариты к травоядным? Потому что плотоядных, как их описывал Проша, не хотелось бы встретить даже в интересах науки.