Владимир Свержин - Личный враг императора

Я сел на крыльцо, глядя, как радуются гусары, разглядывая захваченные трофеи.

– Ты глянь, какая диковина, – весело улыбаясь, подошел ко мне Чуев. В руке его были довольно крупные золотые часы искусной работы. На корпусе их был изображен грот, в котором виднелось лицо богомолки.

– Часы, – без всякого чувства констатировал я. – Хорошие, должно быть, швейцарские.

– Э, а ты вот так глянь. – Он нажал на едва заметный стерженек в крышке, стена грота отошла в сторону, демонстрируя нижние девяносто богомолки и пристроившегося позади нее кавалера, благодаря часовому механизму совершающего возвратно-поступательные движения. Подполковник сиял весельем, точно вот только что открыл для себя столь пикантное занятие. – А, каково?!

– Подари их мадам Иветт, – буркнул я.

– Сергей Петрович, ты не сбрендил ли?

– Прости, глупость сказал. Прости. Александра пропала. Выехала из убежища в эту сторону. И все, ни слуху ни духу.

– Что, даже и письмеца не оставила?

– Ни письма, ни строчки.

– Как же ж так? Я уже думал, вы помирились, вроде к тому все шло.

– Шло, да не дошло. Видишь ли, судя по всему, она считает себя обесчещенной, да и просто не желает создавать мне собой каких-либо жизненных трудностей.

– Но послушай, если она куда-то выехала, то, стало быть, куда-то направилась? Не по миру же колесить.

Я долгим взглядом поглядел на боевого товарища.

– Сюда она поехала, в имение. Но ты-то его помнишь?

– Да уж как тут забыть? – Алексей Платонович размашисто перекрестился. – Но сам подумай, разбойников сейчас за нами не густо, полки если ее и задержат, то непременно в Ставку доставят. Отправим человека поспрошать по постоялым дворам. Отыщется, не волнуйся.

– Дай бог, если так. А то ведь, может статься, она и видеть меня больше не хочет. Этакий дамский подвиг ради моего же блага. А у меня, между прочим, уже и документ выправлен.

– Какой еще документ?

Я горько усмехнулся.

– Разрешающий проезд в Париж капитана итальянской гвардии Сержа Жюльена Сореля с его невестой шляхетной пани Александрой Комарницкой и сопровождающими их людьми. В Париже врач есть, чудеса творит.

– Погоди, погоди, я не понял, – изумленно уставился на меня Чуев. – Это что ж тут такое получается: мы, стало быть, дальше супостата бить, а ты с девицей в Париж намереваешься?

– Именно так, Алексей Платонович, именно так.

– Вот этого я, друг мой, совсем не понимаю. Конечно, жалко барышню Александру, хоть, что мудрить, за дело пострадала, а все ж по-христиански жалко. Но помилосердствуй, война кругом, сам же говорил, до победы нашей еще без малого полтора года, а ты себя, так получается, на вольные хлеба отпускаешь? Негоже так! Я хоть и не князь, а, слава богу, чести своей дворянской никогда не ронял, а потому вот послушай меня, как человека незапятнанной чести, твоего друга и старшего офицера: всему есть предел! Да, буйства твои, хоть и непотребное это дело, но понять можно было. Да, сребролюбие, и уж верней златолюбие, ты грядущими великими делами оправдывал. Хотя где они – эти великие дела? Но все иное чашу терпения наполняет до края. И малопонятные твои шашни с принцем Богарне, и нынче попустительство. А ну б как мы лихой атакой Бонапарта, а вместе с ним и Жюно взяли?!

– Не взяли бы, – хмуро отозвался я. – Только бы людей под картечью положили.

– То не тебе судить! – все больше ярился Чуев. – А сейчас так и вовсе не пойми что.

– Послушай меня, Алексей Платонович. – Я старался говорить как можно примирительнее. – Пройдет несколько дней, и Наполеон сбежит в Париж, оставив армию на Бертье и Мюрата. Мюрат не замедлит последовать примеру императора, о Бертье мы поговорим чуть позже. Не это сейчас важно. Куда важней, что после них во главе армии станет знакомый наш, принц Эжен де Богарне.

– Ага, и вот тут ты… – начал догадываться Чуев.

– И вот тут я буду в Париже, где Наполеон спешно начнет формировать новую армию. И поверь, там я буду нужнее, чем во главе у роты и даже вот как сейчас в партизанском отряде.

Алексей Платонович нехотя покачал головой, однако голос его теперь звучал куда доброжелательней.

– Ты, Сергей Петрович, со своими хитрыми затеями черту мозги заморочишь. По мне, раз уж ты солдат, то изволь воевать как солдат. Ежели дипломат, то по салонам и приемам шаркай да языком мети. А у тебя не поймешь, кто ты, как и за что воюешь.

– Ничего, придет время, поймешь. Я тебе сам все объясню, ежели живы будем.

– Да уж дай бог! – хмыкнул подполковник. – Жду этого дня не дождусь.