Евгений Балакин - Архивариус

Святополк Антонович торопливо шёл к своему дому, не обращая никакого внимания на редких прохожих. А те с удивлением разглядывали странноватую фигуру в синем халате и домашних тапках, хозяин которых что-то громко напевал на ходу, дирижируя себе при этом увесистой связкой ключей.

Вымахнувший из ближайшего подъезда крупный доберман закрутился на газоне, замер, сделал своё собачье дело, а потом, заметив архивариуса, кинулся вслед за ним, коротко взлаивая и таща за собой поводок с хозяйкой. Та, не в силах справиться с сильной собакой и боясь самого худшего, попыталась хотя бы окликнуть странного прохожего, чтобы он успел куда-нибудь спрятаться, а ещё лучше – залезть на дерево.

– Мужчина!!!

Резко обернувшись, Святополк Антонович вскинул левую руку над головой и с победным видом на лице выкрикнул:

– В печке! Я нашёл!

Затем последовало энергичное движение ногой, в результате которого сорвавшийся с неё тапок замысловатой дугой полетел далеко в сторону.

Увидев это, доберман тут же перекинулся на другую цель, причём передняя его часть пыталась резко повернуть в сторону, тогда как задняя, более тяжёлая, продолжала ещё по инерции нестись вперёд.

Закончился этот сложный манёвр в полном соответствии со всеми физическими законами. Пёс завалился на бок, перевернулся, растопырив лапы, тут же резко вскочил, да так и остался стоять, опустив голову и тихо рыча, словно оправдывался перед всеми за столь неуклюжий пируэт.

Архивариус, сделав несколько шагов в направлении улетевшего тапка, вдруг остановился, и на лице его появилось выражение человека, внезапно вспомнившего что-то очень важное. Быстро достав часы и увидев, сколько времени, он исказился лицом, охнул, развернулся и почти побежал, на ходу неуклюже поправляя сползающий с ноги носок.

Теперь Святополк Антонович представлял собой фигуру ещё более странную, но его это видимо совсем не волновало, потому что он спешил. А у него была очень веская причина для этого, ведь сегодня была суббота.

– Сейчас, сейчас… – бормотал Закавыка, пытаясь отыскать в связке ключей свой собственный ключ от квартиры.

Наконец это произошло. Дверь, обитая коричневым дерматином, широко распахнулась, и Святополк Антонович решительно поднял необутую ногу, чтобы переступить порог, но почему-то этого не сделал и ногу опустил.

Он стоял и смотрел широко раскрытыми глазами на коврик, лежащий в коридоре у порога и, по мере того, как он смотрел, лицо его всё больше и больше принимало виноватое выражение. Он переступил порог и закрыл за собой дверь. Его взору предстала вот какая картина.

В конце коридора на полу, точнее, на ковровой дорожке прямо перед самой кухней лежал большой рыжий кот. Лежал он к вошедшему совершенно спиной. Хвост был неподвижен, и даже уши полуопущены. Словом, можно было предполагать самое худшее.

Приглядевшись повнимательнее, Святополк Антонович заметил в позе кота, в том, как он лежит, какую-то странность, что-то такое, отчего сильно хотелось сказать словами великого Станиславского: «Не верю!»

Левая задняя лапа у кота была неудобно повёрнута оттого, что зацепилась когтём за синтетический ворс дорожки, и теперь тот пытался, не меняя позы и незаметно от хозяина, лапу эту свою освободить. Это говорило о том, что кот только в самый последний момент перед приходом хозяина кинулся изображать тяжёлый обморок, но выполнить всё чисто не успел.

– Фальк, к чему этот спектакль? Прекрати немедленно! У меня было дело, поэтому я задержался, а ты мог и потерпеть какое-то время без еды, без своей разлюбезной печени!

При слове «печени» к коту на короткое время вернулась жизнь. Он слабо шевельнул кончиком своего великолепного хвоста, приподнял голову и, с болью посмотрев через плечо одним глазом на хозяина, тут же обречённо уронил её на пол.

– Ты же знаешь, что сегодня суббота, а по субботам домработница к нам не приходит. Должна же она хоть какое-то время отдохнуть от твоей кормёжки. Посмотри на кого ты стал похож: щёки с кулак, и живот! И живот!!! И больше – ни-че-го!

Кот обиженно засопел. Ему удалось наконец-то отцепить свой коготь, но он упрямо из принципа продолжал свой спектакль, теперь для большей убедительности стараясь реже дышать и втянув, насколько это было возможно, свой живот. Но даже и с втянутым животом он всё равно сильно смахивал на маленького тюленя.

– Ну, хорошо, дружочек мой, я верю, что ты самый голодный в мире кот. Но и ты меня, пожалуйста, пойми! Я стою на пороге величайшего открытия всех времён и народов, обо мне будут писать все газеты мира, я, можно сказать… Ну, я торопился, Фальк, я бежал… Я даже пожертвовал ради тебя своим тапком! Ради тебя, мой милый котик!